— Угу, и в богатых домах, которые вы вскрывали и обносили. Не так ли, Гэбрил?
— Вижу, вы неплохо изучили мою биографию. Если я решу засесть за мемуары, возьму вас в помощники.
Карета остановилась у широко распахнутых ворот. Возле них топтался полицейский в непромокаемом плаще. Должно быть, у него была чугунная голова, поскольку града он не боялся.
— Господа из службы безопасности уже прибыли? — осведомился Колман у полицейского.
— Никак нет, сэр, — доложил полицейский. — Тут только Диксон, эксперт.
— А репортеры или газетчики были?
— Никого не было, сэр. В такую погоду кто будет по улицам шастать? Одни мы, полицейские, сэр.
— Отлично, — Колман улыбнулся. — Чего стесняетесь, Гэбрил? Проходите внутрь! Вас ждет любопытное зрелище.
Здесь побывала смерть. Я понял это, как только переступил порог.
На холодном зацементированном полу возле верстаков лежали два тела, укрытых белым саванном. Рядом с ними на складном стульчике сидел капрал Диксон. Он что-то писал на планшете, покоившемся на коленях. Увидев начальство, эксперт встал и отдал честь.
— Работайте, Диксон. Не станем вас отвлекать, — отмахнулся Колман.
Он подошел к одному из тел и отдернул саванн. Я увидел вытянувшееся тело со страдальческой гримасой на лице и глазами навыкате. У покойника из приоткрытого рта вывалился опухший шершавый язык.
— Узнаете? — спросил меня Колман.
— Нет, — солгал я.
На самом деле это был Рив. Я узнал его сразу, как только увидел. Вывалившийся язык наводил на мысли об удушье. Я вспомнил слова Броско, сказанные в Капаче:
«Дворяне пользуются ножичками, а нам достаточно простой веревки, чтобы соорудить удавку. С ее помощью мы мстим обидчикам».
Лейтенант недоверчиво хмыкнул и откинул второе покрывало. Под ним находилось окоченевшее тело графини.
— А эту женщину знаете?
— Впервые вижу. Зачем вы показываете мне трупы? Я за годы войны насмотрелся предостаточно.
— Взгляните внимательнее, Гэбрил, — сурово сказал Колман.
— Зачем? Я и так себе глаза намозолил, — сказал я с отвращением. — Или вы подобно Морсу тщитесь повесить на меня всех жмуриков?
— Не кипятитесь, Гэбрил. Никто вас не обвиняет. Эти люди связаны с убийством Болванчика.
— Да? — недоверчиво протянул я. — И каким образом?
— Самым непосредственным. Их тела обнаружили здесь мальчишки. Помните, я рассказывал вам, что детвора любит тут играть?
— Помню. Представляю, как они «обрадовались», когда нашли здесь это, — я кивнул на покойников.
— Да, бедные детишки. Наткнулись сразу на двух висельников. Сообщили родителям, родители обратились к нам. Мы приехали, сняли трупы и до сих пор гадаем: сами они повесились или их помог кто. С нашими возможностями установить это сложно. Скорее всего — невозможно, — Колман вздохнул. — Начальство склоняется к версии о самоубийстве: при мертвецах нашли посмертную записку, — пояснил он.
— Большая любезность со стороны покойников, — усмехнулся я. — Цените. И что было в той записке?
— Чистосердечное признание в убийстве нескольких человек. Мужчина, его звали Ривом, — эмигрант из Лютании. Он хотел выкрасть регалии императорского дома из музея и нанял Болванчика. После кражи зарезал как лишнего свидетеля.
— Значит, теперь я вне всяких подозрений?
Колман посмотрел на меня косо:
— Пока мы придерживаемся версии о самоубийстве — да. Но меня смутил тот факт, что Рив долго проживал в Капаче, а вы совсем недавно туда наведывались. Припоминаете?
— Было что-то, — неуверенно протянул я, догадываясь, к чему клонит Колман.
— Более того, вы умудрились по дороге в этот городишко перестрелять целую кучу разбойников, — продолжил лейтенант.
— Что в этом плохого?
— Ничего. Я читал о ваших подвигах в газетах.
— И как это у вас при такой нагрузке хватает времени на газеты? — искренне изумился я. — Вы рискуете перетрудиться.
— Это вы рискуете угодить в кутузку, если не объясните причин поездки в Капач, — рявкнул Колман.
— Расследовал одно дело, которое и привело меня в этот город. Клянусь, оно не имеет никакого отношения к вашим жмурикам, — пожалуй, скоро я научусь лгать, как настоящий политик. — Извините, не могу посвятить в вас в детали.
— Кажется, я понимаю Морса и начинаю разделять его ненависть к вашей персоне. Речь идет об убийстве.
— Каком? Вы же сами сказали, что это двойное самоубийство.
