Макс пришел с подносом и стал расставлять тарелки. Я довольно потер руки и принялся методично разделываться с бифштексом. Лишь перейдя к кофе, позволил себе остановиться и перевести дух. Все это время Макс сидел напротив и с умилением смотрел на меня.
— Завтра вечером послушай третий городской канал. Будет премьера радиоспектакля. Я там в четырех сценах задействован.
— Не могу обещать, Макс, но я постараюсь.
— Ничего, ты еще ко мне за автографом ходить будешь!
Я чуть заметно кивнул.
Макс — актер, уже который год он пытается пробиться и сделать карьеру, но пока агенту удается найти для него мелкие роли в мюзиклах и радиопостановках. Однажды Максу повезло: ему предложили сыграть в настоящем фильме. Однако потом продюсеры потребовали удалить ряд сцен, в том числе с его участием, так что в итоге экранное время незадачливого артиста составило пару минут. Макс не отчаивается, ищет ходы и выходы, знакомится с нужными людьми и вертится в их кругах. Пока это не очень помогает, и главным источником его существования была и остается работа официантом в забегаловке. Так что я знал, где его найти.
— Договорились. Только боюсь, став кинозвездой, ты обо мне позабудешь.
Макс улыбнулся:
— Пока эта проблема нам не грозит. Ты ведь не только чтобы поесть ко мне приехал?
Я вытер салфеткой рот.
— Ты прав, хотя после сегодняшнего великолепного завтрака буду выбираться почаще.
— Передам повару, что тебе понравилось. Теперь говори, зачем на самом деле пожаловал.
— Макс, меня интересует одно местечко в Гнойнике.
— Я не ослышался, в Гнойнике? — хрипло спросил он.
— Ты все правильно услышал, — с ледяным спокойствием подтвердил я. — До меня дошли слухи, что где-то в Гнойнике есть коммуна, созданная людьми, которых обычно принято считать богемой: всякие художники, артисты и так далее. Тебе что-то о ней известно?
Макс огляделся по сторонам, а затем неожиданно засмеялся.
Толстяк оторвал удивленную голову от ведра с газировкой, потом пожал плечами и снова вернулся к упоительному во всех смыслах процессу.
Я терпеливо молчал. Отсмеявшись, Макс сказал:
— Прости, это как-то неожиданно… Ты и эти чокнутые.
— По службе…
— Я понимаю, просто непривычно как-то. Ты на такие вещи прежде и внимания не обращал, а на мои роли плевал с колокольни. Вот я и… — Он на какое-то время замолчал.
— И все же, что ты знаешь об этой коммуне? — повторил я.
— Сейчас это модно. Называется декадансом. Искусством ради искусства. Привычный мир не может правильно оценить труд творческого человека, и тот вынужден искать место, где его странность покажется нормой и где каждого привыкли принимать таким, как он есть.
— Ты сказал одновременно много и мало. Другими словами, уроды от искусства спрятались среди обычных уродов.
— Грубо, но в точку, — согласился Макс. — Основал коммуну Джо Чилл. Помнишь такого?
— Помню. Он снимался в кино, играл отважных частных сыщиков и благородных миллионеров, спасавших мир.
— Еще писал картины. После того как выяснилось, что он любит разбавлять краски кровью, причем им же трахнутых мальчиков, его чуть не посадили. Однако у Джо хорошие связи и деньги, так что он отвертелся. Вот только в кино ему больше делать нечего. Никто больше не поверит в благородство персонажей Джо.
— То есть продюсеры дали ему пинка под зад?
— Именно, причем даже те, что трахали мальчишек вместе с ним, только с той разницей, что об их увлечениях пресса не дозналась. Джо обиделся на весь мир и решил перебраться в такое место, где никто не будет показывать на него пальцем. Вот уж не знаю, как ему удалось договориться с заправилами из Гнойника, но факт остается фактом: Джо поселился там, а через какое-то время организовал коммуну со своими законами. Туда подались разного рода непризнанные гении, а со временем это вдруг стало модно, в коммуну потянулись экзальтированные дамочки и внешне весьма благообразные джентльмены. Говорят, там царит сущая свобода нравов — делай что хочешь: напивайся, трахайся, хоть с человеком, хоть с животным, колись или нюхай, — мечтательно добавил Макс.
— Мне перечислить статьи из Уголовного кодекса, которые там нарушают? — хмуро сказал я.
Макс очнулся:
— Ты чего? Думаешь, мне по душе тамошняя жизнь?
— Не знаю, но рожа твоя стала подозрительной. Макс, свернешь на эту дорожку, не посмотрю ни на что: лично отверну башку, и все скажут, что так и было, — угрожающе произнес я.
