— Далеко же забрался твой профессор.
— Он может себе позволить не нюхать по вечерам городской загазованный воздух.
— Выходит, я выбрал себе плохую профессию.
— Не ты один, — усмехнулась она.
Я скосил взгляд на ее ноги. Бетти хмыкнула и поправила юбку.
— Не пропусти поворот.
Плавный поворот руля — и автомобиль съехал с асфальта на проселочную дорогу. Впереди показался коттеджный поселок — мечта пенсионера.
— Профессор живет здесь, — объявила Бетти, когда мы подъехали к нужному дому. — Тормози.
— Симпатичный домик, — сказал я. — Когда мне стукнет шестьдесят, хочу поселиться в таком же.
— Уверен, что доживешь? — спросила она.
— Не уверен, но приложу все усилия.
— А почему в полицию не обратился? — Она выразительно посмотрела на окно со своей стороны.
Я хмыкнул:
— Да потому, что я сам бывший коп и знаю прекрасно, как все работает. Киллера и след простыл. Найти его невозможно. Но меня это не смущает. Он сам найдет меня.
— И ты говоришь это так спокойно? — удивилась Бетти.
— А что остается делать? — пожал плечами я. — Просто буду наготове, и все.
— Кто мог тебя заказать?
— Вряд ли Корнблат. — Я вспомнил о молодчиках, которых подослал адвокат. — У него на такое кишка тонка, да и смысла особого нет. Думаю, кому-то безумно не нравится то, что я продолжаю копаться в смерти Визиря. И это убеждает меня все больше и больше в том, что Жасмин не виновата. Вот только как доказать?
— Пойдем к профессору. Может, он подкинет тебе идею, — предложила Бетти.
Мы вышли из автомобиля.
Домик и впрямь был милым: одноэтажный, очень аккуратный и какой-то игрушечный, с белыми оштукатуренными стенами и красной черепичной крышей. К нему вела дорожка, выложенная из черных и белых каучуковых плит. Возле парадного входа был разбит садик. Я узнал чайные розы и настурции.
— Какая красота! — всплеснула руками Бетти.
— Напомни, чтобы я сорвал тебе розу, после того как мы уйдем отсюда. Уверен, от профессора не убудет.
На входной двери висела латунная табличка с надписью «Альберт Микульский. Профессор оккультных наук». Кнопка звонка была выполнена в виде створки морской раковины. Я надавил на «моллюска». В глубине дома прозвучала мелодия — играл большой струнный оркестр.
Дверь распахнулась. На пороге стояла пожилая негритянка в глухом черном платье с высоким воротником.
— Вам кого? — без тени дружелюбия спросила она.
— Впусти их, — попросил кто-то невидимый. — Это ко мне.
— Как скажете, масса.[3]
Негритянка посторонилась:
— Можете войти. Профессор разрешает.
Мы вошли в крошечную прихожую. Я помог озябшей Бетти скинуть легкий, весом с паутину, плащ. Неудивительно, что она замерзла.
— Проходите сюда, — позвал голос. — Тут тепло. Я натопил камин.
Служанка провела нас в кабинет профессора.
Окна в помещении были плотно закупорены, ни единого намека на сквозняк. В камине с пулеметным треском сгорали дрова. Воздух был прогретый, но спертый.
Сам профессор на корточках сидел перед камином и шуровал кочергой. Когда мы вошли, он распрямился, чтобы протянуть руку.
— Профессор Микульский, а вы?
— Мы из газеты, — перехватила инициативу девушка.
— Это с вами разговаривал по телефону? Кажется, Бетти, — неуверенно предположил он.
Девушка кивнула:
— Да. А это мой коллега — Рик.
— Вы не похожи на газетчика, — хмыкнул Микульский, оглядев меня.
— А вы на профессора, — улыбнулся я.
