держал под изголовьем, и, пожалуй, помогало: лихорадка прошла, он ощущал прилив бодрости. Раза два-три даже видел Огняну во сне, и сны эти потом весь день лежали на сердце, будто тайный дар, обещание неведомых, но манящих будущих благ. С того утра после Еньова дня Ингвар озаботился своим видом, ощупывал лицо, пытаясь понять, остались ли следы от ожогов. Хорошо хоть, борода и брови уже отросли, а то вовсе хоть людям на глаза не показывайся.
Но и между встречами Ингвар часто думал о девушке. На второй раз добился признания, что под покрывалом Солнцевой Невесты пряталась Огняна-Мария, потому и его обручье у нее. Изготовленное для широкой мужской руки, ей оно было велико, и его уже слегка переделали, чтобы не сваливалось. Почему-то вид своего старого украшения на этой маленькой смуглой руке забавлял Ингвара.
Эти обручья они с Мистиной заказали себе после уличанского похода, из добытого серебра – одинаковые. Где-то теперь второе… И его хозяин.
Отгоняя бесплодное беспокойство, Ингвар спрашивал Бояна о сестре: почему за десять лет ей не нашли жениха, все ли с ней хорошо?
– Ее брат и мой брат Печо, то есть царь Петр, не могут договориться, за кого ее отдавать, – пояснил Боян. – Печо и Иринка хотят найти ей жениха среди знатных греков, но Калимир не соглашается отослать ее в Царьград. Он думал подыскать ей жениха среди угров… Или даже, может быть, печенегов.
– Печенегам? – изумился Ингвар. – В степь, в вежи на колесах, такую красоту отдать?
– А почему нет? Ее мать родилась в такой же веже. У нее есть в кочевьях весьма знатные и влиятельные родичи. Даже велись уже кое-какие переговоры… Ты знаешь, что печенеги – союзники греков, и те могут, случись нам проявить неповиновение, натравить их на нас. Нам нужны свои ближники среди степняков. Петру не нравится эта мысль – по греческому закону запрещено выдавать девушек за некрещеных, и царица будет очень недовольна. Но и он понимает: подарить грекам еще одну заложницу не слишком умно. Вот и не может решиться ни на что. Боится, что заведи Калимир ближников сразу в двух знатных печенежских родах, при их огромной силе он сумеет вернуть власть старшей ветви Борисовых потомков.
– Старшей?
– Да, ведь его дед Владимир был старшим сыном Бориса, а наш отец, Симеон, – младшим. И среди наших боилов и багаинов многие до сих пор недовольны, что власть ушла к младшему сыну. Это те, как ты понимаешь, что недолюбливают греков.
– Некрещеные?
– Все болгары крещены. Поэтому Печо не может допустить брака своей сестры с идолопоклонником.
– А, она же тоже крещеная! – Ингвар поморщился.
Почему-то это соображение его задело.
– Если будущий зять поклянется не мешать жене почитать Господа Христа, разрешит держать при себе попина и растить хотя бы дочерей в Христовой вере, Калимир этим удовлетворится.
«А что? Пусть она там верит во что хочет», – мысленно махнул рукой Ингвар. Те крещеные женщины, каких он знал, отличались послушанием и домовитостью, чего еще надо от жены? Но тут же опомнился: не о нем же речь. А о будущем зяте Калимира, печенеге узкоглазом, Ящер его ешь…
И все же, едва проснувшись, Ингвар начинал думать об Огняне-Марии и ждать: а что, если нынче снова придет? Будто иных забот нет, ворчал он сам на себя, пытаясь оттолкнуть эти мысли. Но вскоре уже вновь тянулся к ним. Забот у него хватало, а образ кареглазой самовилы утешал и бодрил, будто в ее лице сама судьба обещала: все наладится. С ее появлением в покое словно веяло свежим душистым ветром. Занятый ею, Ингвар все меньше вспоминал о своих ранах, меньше терзался сознанием поражения – перед ним открывался путь в будущее. Трещина в ребре подживала, ему было уже не больно глубоко дышать и даже смеяться. Рана в бедре закрылась и побаливала уже терпимо даже при попытке опереться на ногу, и Ингвар верил, что вскоре сможет ходить хотя бы с клюкой. Подумывал попросить коня и объехать своих людей в их стане на лугу: и людям показаться надо, и самому посмотреть, как дела у прочих раненых.
И снова ему мерещилась Огняна-Мария: казалось, стоит выйти на луговой простор, и она окажется рядом, появится из зелени и цветов…
Но дней через пять случилось нечто такое, что выдуло из головы все легкие мысли.
– Наши в город идут! – крикнул Колояр, заглянув в покой.
– Что? – не понял Ингвар.
– Фасти всех наших в город ведет. Калимир велел. Говорит, Петр с войском явился!
– Пес твою мать!
Ингвара пробило холодом. О ком он совсем забыл, так это о царе Петре. Пусть здесь владения Калимира – но владыка державы Болгарской все же Петр. Зять Романа. И очень может быть, что, пока он тут прохлаждается и разглядывает цветочки, Роман уже прислал приказ мужу своей внучки…
– Одеваться давай! – рявкнул князь на Держановича.
– Калимир и Боян вдвоем ему навстречу едут, – стал рассказывать тот, поднеся кюртиль и порты. – Передали, чтобы ты, значит, не тревожился, они с царем сами поговорят и все уладят. Скажут, что ты их гость и друг и они тебя в обиду не дадут.
– Не дадут они…
Само собой, оба боила сказали то, что должны были сказать. Он бы и сам так сказал на их месте. Но Ингвар сомневался, что Петр примет эти речи
