принять бой.
– Следует ли нам тогда идти к ним на помощь?
– Только тем судам, что стоят к ним ближе. Но я бы советовал им не зажигать огней, чтобы не выдать своего местоположения.
Феофан счел этот совет мудрым: кивнув, отправил мандатора передать приказ.
– А те, что ушли к Иерону? Не следует ли нам ожидать нападения от них?
– Их слишком мало, и они сильно потрепаны, – заметил Зенон. – Туда отошли те, что попали под огнемет. Сколько бы там ни осталось способных вести бой, не думаю, что у них хватит отваги попробовать «морской огонь» еще раз, клянусь головой святого Димитрия!
– Так, может, нам стоит самим напасть на них? Ведь к Иерону мы можем подойти.
– С борта мы можем пожечь их лодки у причала, но сами они укроются в зданиях заставы, – сказал Иоанн. – Да и разумно ли ввязываться в бой, когда у нас другие скифы за спиной? – Он показал вдоль пролива в сторону города.
– Так, может, нам следует часть хеландий послать к Городу и попытаться настичь тех, кто ушел туда?
– Они уже высадились, – предсказал Зенон. – Если бы мои люди были в седле, как им привычно, то мы порубили бы скифов, не успеешь «Отче наш» прочесть. Плевать, что их больше – против моих катафрактов они что щенки. Но воля василевса посадила нас на суда вместо седел, и теперь окрестности Города никем не прикрыты.
И так-то заросший бородой почти до самых глаз, сейчас доместик схол имел совсем мрачный вид.
– Так если Керас не прикрыт, ты полагаешь, нам следует пойти к нему?
– Я полагаю, нам не следует разрывать меру и рассеивать силы, – вместо Зенона ответил Иоанн, более сведущий в корабельных делах. – Если те скифы вошли в Керас, мы туда не войдем из-за глубин и лишь сможем помешать им выйти обратно. А если те скифы уже на берегу, то «морской огонь» против них бесполезен. Зато если мы своим уходом ослабим защиту пролива, то и все скифское войско очень быстро окажется в Керасе, а нам куда важнее преградить путь тем, кто сейчас стоит в море. Пока их там немного, они чуть пощиплют предместья. Но если прорвутся все – это будет осада.
– Значит, вы оба считаете, нам надлежит оставаться здесь и не позволить скифам с побережья вновь войти в пролив?
– И соединиться с теми, кто уже в проливе, – подхватил Иоанн. – Это будет наиболее мудрое решение, стратиг, ты прав!
Успокоенный, Феофан отпустил обоих отдыхать. Совет оставаться на месте он принял с готовностью: вновь куда-то двигаться и искать боя его совсем не тянуло.
Нужно было отдохнуть, но первое в жизни сражение вдохнуло в Феофана такое возбуждение, какого он не знал никогда в жизни. Оскопленный в детстве, он был чист от всего того, что нарушает душевное равновесие обычных людей, и мало что будило в нем бурные чувства. Он жил умом и гордился своей способностью сохранять хладнокровие и трезвость мысли. Даже пытался как мог осторожно научить своему взгляду патриарха – бедняга Феофилакт никак не мог смириться с тем, что отцовская воля отняла у него мужественность, а с ней столько жизненных удовольствий еще в то время, когда он даже не понимал, что происходит. И ту уравновешенность, какой Феофан гордился, он презирал.
Но сегодня Феофан пережил нечто особенное – нечто такое, с чем разум не мог справиться. Море и огонь, жизнь и смерть бурлили вокруг него. Сотни людей у него на глазах принимали мучительную гибель. Против воли Феофан не мог подавить жалость: ведь пламя от «влажного огня» становилось для язычников лишь преддверием вечного адского пламени. Казалось, души сгоревших и утонувших все еще где-то рядом. Казалось, их мертвые глаза смотрят из тьмы, из волн, жалуются на свою вечную, безнадежную гибель, взывают, корят… Но безнадежность их так же велика и ужасна, как беспредельна милость Господа к верным.
вспоминал он «Аварскую войну» Георгия Писиды, заново изумляясь, как точно поэт, живший триста лет назад, описал то, что он пережил сегодня. «С воплями в ладьях» – Писида как будто сам сегодня был здесь!
