Именно в этот момент Улан выстрелил. Получилось изумительно. Полное впечатление, что этого здоровенного мужика сразило наповал прикосновение посоха. Однако в тот самый миг, когда крестоносец медленно повернулся с растеряно-изумленным выражением на лице, Петр ощутил, будто раскаленная игла впилась в его сердце. В груди полыхнуло жаром, но он прикусил губу и успел толкнуть рыцаря посохом, чтобы тот упал в другую сторону. Сердце продолжало колоть, но надо было держать себя в руках, что Сангре и сделал. Повернувшись к остальным немецким воинам, он торжествующе зарычал:
— Ага! Счас я вам всем по ордену с закруткой на спине вручу!
Но пугать никого уже не требовалось — народец и без того, запаниковав, пустился в бегство. Точнее, попытался пуститься. Одного из них Улан свалил у костра, другого близ лошади, еще один успел вскочить в седло, но после очередного выстрела свалился с коня. Четвертый, видя гибель товарищей и поняв, что спастись бегством не удастся, рванулся к Петру. Рыбкой метнувшись к его ногам, он что-то быстро-быстро затараторил. Судя по тону, это явно была просьба оставить его в живых и, скорее всего, обещание верной службы новому владельцу. Разобрал Сангре единственное слово «Вальтер».
— Ну вот, — чуть разочарованно протянул Сангре. — А в песне поется «Дольчен зольдатен нихт капитулирен». Получается, врут поэты. Впрочем, как и всегда. Ну и шо мне с тобой делать, натовец-миротворец?! — он удивленно покрутил головой, весело хмыкнув. — А забавно я закрутил. Почти как людоед- вегетарианец. Да ладно тебе, Парабеллум хренов, — смягчился он и махнул рукой. — Хватит уже наводить глянец на моих берцах. Так и быть, оставлю тебя вместо сапожной щетки, но точно ничего не обещаю, буду поглядеть, — и, оглянувшись в сторону кустов, окликнул замешкавшегося друга: — Эй, где ты там, карающая рука Будды? Пора явить свой лик из заснеженного лотоса.
Глава 14. Здоровеньки булы, пращур
Улан не заставил себя долго ждать.
— Ну ты прямо Тиль Уленшпигель, — восхищенно заметил Сангре.
— С Вильгельмом Теллем спутал, — морщась, поправил его Улан. — Тиль из другой оперы и вообще больше на тебя смахивает.
— Да неважно, — отмахнулся Петр. — Главное, все пули точно послал, как Робин Гуд. А я, честно говоря, боялся, что у тебя рука дрогнет, — и умолк, озадаченно глядя на почему-то позеленевшее лицо друга. — Ты чего? — поинтересовался он.
— Первый раз… расстреливать довелось, — тяжело выдавил Улан и взмолился: — Слушай, пойду я. Ни к чему, чтоб народ видел, как одного из их спасителей наизнанку выворачивает. К тому же, заслышав небесный гром, сейчас сюда могут заявиться еще одни спасатели…
— Ну и что? — пожал плечами Петр. — Спасибо скажут, горилки нальют, сала настругают на закусь.
— Я о том, что надо срочно спрятать оружие, — пояснил Улан. — А заодно патроны, бинокль и баллончик с газом для зажигалок. Ни к чему свои секреты засвечивать. Ты оставайся здесь, наводи контакты, заодно встретишь прибывающих, а я мигом.
— Полушубок мой вначале принеси, а то холодно, — буркнул Петр.
Улан хлопнул себя по лбу:
— Совсем забыл, а туда-обратно по снегу… — он передернулся, скривился и, зажимая рот рукой, ринулся обратно. Уже находясь на отдалении, все- таки выкрикнул: — Плащ рыцарский пока на себя накинь. У него сукно теплое, поверь.
Петр нерешительно поглядел на лежащих крестоносцев, поежился от холода и не без некоторого колебания (напяливать на себя одежду покойников ужас как не хотелось, но морозец был чувствительный) все-таки позаимствовал у одного из убитых его белый плащ. Сукно действительно оказалось плотное и теплое. Если поддеть под него хотя бы рубаху, было бы совсем хорошо, но идти за ней нежелательно, слишком много неотложных дел. Решив, что и без нее при такой безветренной погоде он минут пятнадцать запросто сможет продержаться, Сангре окинул взглядом бывших пленников и со вздохом пробормотал:
— Ну и какие могут быть контакты, когда я на литовском, как на филиппинском. Разве жестами. Или нет, вначале… Ну да, лучше подстрахуемся, чтоб вылизыватель чужих сапог мне в спину не шарахнул, а заодно и помощником обзаведемся, — и он принялся разрезать путы на руках двух лежащих связанных мужиков.
Один из них, громадный как гора, с окровавленной головой, так и остался лежать без сознания, но второй, тоже крупногабаритный, проявил изрядную ретивость. Стоило Сангре отойти в сторону, как тот прытко метнулся к пленному Вальтеру и принялся старательно его валтузить. Немец практически не сопротивлялся. Свернувшись в клубок, он лежал на снегу, время от времени горестно охая.
— Ага, робкий литовский народ воспрял с колен и, сбросив путы, накинулся на вековых угнетателей. Умилительное зрелище, — прокомментировал Петр и властно прикрикнул на разошедшегося мужика: — Ну будя, будя его месить, чай не тесто. Хорошего понемножку. Понимаю, что дойч швайн, но не для того его мой друг в живых оставлял, чтоб ты из него отбивную делал. Рано. Мне еще потолковать с ним нужно. Будя, сказал! — повысил он голос, видя, что тот никак не желает угомониться.
