концов, с нами Египет точно пока не воюет.
На какое-то время женщина если не взбодрилась, то хотя бы взяла себя в руки и старательно шла позади всех.
Компания вообще передвигалась очень медленно, и чем дальше, тем реже и короче становились шаги.
– Мне кажется, наша мисс скоро окончательно свалится, – поведал Нелюбин Айзеку.
Тот лишь едва махнул рукой, мол, и хрен с ней. Нам-то какая разница?
– Вдруг аборигены наткнутся? Она же всех заложит, если еще будет жива, – чуть развил мысль врач.
Маклер на мгновение задержал взор на собеседнике, а затем буркнул:
– Это – к Бритни. При чем здесь я?
Между тем светило уже принялось за привычную работу, и пустыня понемногу стала превращаться в нечто раскаленное, практически неприспособленное для жизни.
– Привал!
Пассажиры повалились, как шли, и только фляга в руках Нелюбина, та самая, которая принадлежала сержанту, побудила людей сбиться в кучку.
– По маленькому глотку, – предупредил врач и, подавая пример, едва припал к драгоценному сосуду.
Остальные следили за действом жадными взглядами.
– Не надо нам было уходить, – просипел Айзек. – Может, нас бы уже нашли.
– Вы слышали вертолеты? Нет? А ведь мы не так далеко, – нашел в себе силы возразить Нелюбин.
– Все равно. Нет здесь никаких поселков.
– Должны быть. Мы не в Сахаре. Главное – двигаться.
– Не могу!.. – провыла Летышкина.
Голос шел из глубины души. Остальные путники еще как-то держались, хотя вид у них был из тех, про который говорится: краше в гроб кладут.
– Надо. Остановка – смерть.
– Давайте хоть отдохнем. – Летышкина с мольбой оглядела невольных сотоварищей. – Немного. Сами же говорили: в жару здесь все отдыхают. А вечером пойдем.
– Не будет у нас вечера, – твердо и бескомпромиссно отчеканил Нелюбин. – Или мы встаем сейчас, или остаемся здесь.
– Тогда оставьте меня. Дайте немного воды. И все. Может, меня найдут. Не станут же арабы убивать женщину! – Можно сколько угодно твердить о феминизме, но в трудную минуту почему-то всегда вспоминаются прежние отношения между полами.
– Предать хотите? – поинтересовался доктор.
Остальные пока молчали, но в их молчании чувствовалось согласие с позицией врача.
– Я ничего о вас не скажу. Ничего-ничего.
– Рассказывайте сказки. Хватит отдыхать. Встаем.
Но Летышкина продолжала сидеть. Она уже явно дошла до состояния, в котором все становится безразличным. Даже собственная жизнь.
– Вставайте, – вслед за Нелюбиным повторил журналист.
– Не могу.
– Встать, тварь! – рявкнула Бритни, вскидывая винтовку.
Мулатка, так же, как все, сильно нервничала и искала, на ком бы выместить злость. Не говоря уже о предварительной обработке со стороны некоторых мужчин.
– Уберите ружье. Я известный деятель, и не вам указывать, что мне делать.
Должно быть, виноватым было солнце. Однако Летышкина не только не испугалась оружия, но и возмутилась угрозами.
– Нас пятеро. И мы не желаем рисковать из-за одной дуры, – отчеканил Нелюбин. – Или вы идете со всеми, или извините. Действительно остаетесь здесь. Но в качестве трупа. Погоня нам не нужна.
– Что? Под суд захотели? Я все расскажу о вашем недостойном поведении. И Григорий Яковлевич подтвердит.
– Вы уверены? Что ж, выбор был предложен. Идемте, господа.
Нелюбин отвернулся настолько равнодушно, что правозащитница внезапно испытала страх.
– Нет!!!
Женщина дернулась к мулатке, и Бритни совершенно инстинктивно нажала на спуск.
Грянул выстрел. Пуля вошла Летышкиной в плечо, заставила зажать рукой рану, и между пальцами пробежала струйка крови, неожиданно яркая на фоне всеобщей белизны.
Дороги назад теперь не было, и это мгновенно осознали все. В том числе – и жертва.
– Не надо…
