он сейчас и не нуждался.
Крик повторился еще раз, оборвался визгом. Не успеваю, подумал в панике Рут. И понесся громадными скачками.
Ориентиром ему, как ни странно, служили призраки. Лиловые фигуры беседовали меж собой, указуя перстами и повернувшись лицом в ту сторону, откуда прилетел женский вопль. Если бы не призраки, Рут этот дом, вполне возможно, даже не нашел бы.
Он стоял в конце улицы, маленький, одноэтажный, с белеными стенами и узкими окошками из бесцветного стекла. Бедное жилище небогатых людей, что исключало мысль о мародерстве.
Дверь слетела с петель, как только Рут пнул ее.
Еще подбегая к домику, он уже знал, что опоздал. И знал, что людей жалеть не следует – этому его учил наставник, строгий Берд.
Их не к чему жалеть, раз уж они сами друг друга никогда не жалеют, говорил он.
И он не стал жалеть, вот только дышать стало тяжело, и рот ощерился подобно волчьему оскалу.
Те, кто должны были умереть в этом домике, уже умерли. С порога Рут увидел две пары ног, прикрученных к потолочной балке. Две неподвижные пары ног, принадлежавшие мужчине и женщине.
Тел не было видно, потому что их заслоняли стоявшие.
Стража вовсе не разбежалась по домам, как решил Рут, стоя на рыночной площади. Она была здесь, облаченная в кольчуги и с оружием. Сухопарый немолодой вояка со шрамом на нижней челюсти, толстяк, у которого внушительный разворот плеч не уступал по размерам пивному брюху, хотя это же была Вирень, так что брюхо было винным, а не пивным. И еще в большой комнате, занимавшей практически весь дом, стояли пятеро мужчин помоложе, в возрасте от двадцати до тридцати. Все вооруженные мечами.
И все мечи были обнажены, что примечательно.
У пожилого со шрамом, у толстяка и у одного из молодых на обоих плечах сияли кристаллы, нашитые на кольчугу. Но это не значило, что оставшиеся четверо камушков не имеют. Кристаллы можно прятать в поясе или же в специальном кармане в рукаве кольчуги. Вирень была небедным городом, вдобавок далеким от властителя, так что местная стража Врат наверняка имела свой неучтенный маленький доход с приезжих торговцев.
Люди, занимающиеся такими вещами, обычно хорошо экипированы. А хорошая экипировка это не только большой-пребольшой меч.
Рут выдохнул, вскинул на уровень пояса руку с коротким боевым клинком, которым был вооружен. Одновременно отвел левую руку назад, незаметно шевельнул пальцами. Из рукава в ладонь выскользнул далт – что-то вроде кастета с длинным жалом, которому надлежало встать между указательным и средним пальцами, с кольцом и упором для большого.
Он мысленно пробежался по собственному телу – все ли в порядке? Тело было готово. Одежда не жала, пояс, как и положено, затянут в меру – так, чтобы на выдохе пропустить три пальца.
Мгновенье, в течение которого стражники, стоявшие в домике, изумленно таращились на неведомо откуда взявшегося хмурого парня, истекли.
Первым на него бросился сухопарый со шрамом. Рут увернулся от двух коротких рубящих ударов. И встретил ринувшегося с другого бока толстяка, приняв его меч на перекрестье у рукояти.
Сухопарый явно побывал на одной из войн, что то и дело разгорались между Халкидией и Элимором, ибо рубился в типично халкидийской манере. Толстяк на войне не был, но вырос в столице и ходил на поединки, о чем говорил его длинный колющий выпад.
Рут скользнул между ними. Отбил рубящий слева, парировал удар толстяка, тут же стремительно махнул левой рукой, обманчиво пустой. Лишь в последний момент сжал кулак, обнажая жало далта. И ударил сухопарого в шею.
Хитрость кастета была в том, что штырь острия обнажался лишь перед самым ударом. А все остальное время кисть висела расслабленно и пальцы прикрывали жало.
Сухопарый упал, блеснул лиловый свет. Так вот как адельбергцы покидают занятые ими тела! Толстяк справа хищно оскалился и сделал выпад, пропоров Руту камзол и кожу на боку. Сбоку подлетел молодой стражник с кристаллами на кольчуге, размахивая мечом, попытался мазнуть Рута сияющим камушком в руке. Губы его при этом не шевелились – стало быть, на кристалл уже нанесено подходящее заклятие. Скорее всего, обездвиживания.
Рут уклонился, пружинисто присел до пола и оттуда, с нижней позиции, рубанул толстяка под кольчугой. Но толстый успел снова занести меч, и колющий выпад, сделанный им уже по инерции, полетел в сторону головы Рута. Он махнул рукой с далтом, отводя удар вбок.
И продолжил замах, качнувшись влево, под ноги молодому. Жало кастета пролетело под коленками вояки. Боковые грани острия далта не затачивались, но скорость в таких ударах решает все; ноги мужчины подломились. Рут рывком выпрямился, аккуратно прыгнул к упавшему, целя набойками по запястьям. Послышался хруст, молодой дико завыл. Рут отступил, оставляя того корчиться на полу.
Выживет, оклемается, снова станет человеком – и маги ему все залечат, мелькнула у него в голове отстраненная мысль.
К тому же ему нужны были живые пленники. Чтобы было у кого спрашивать, почему восстали мертвецы Элимора.
Толстяк был еще жив. И скреб пальцами пол, с ненавистью глядя на него. Вряд ли выживет, но помучается, констатировал Рут, даже не глядя в его сторону. Он и без того знал, куда ударил – в низ живота, глубоко. Хотя если до истечения ночи позвать к пузатому мага-лекаря, то он еще попьет винцо и потопчет землицу. Если только в Вирени остались маги-лекари.
