Вектор атаки

супчиком, мать его горчица… и не теряя ни минуты пустился вдогонец. «Я вас найду. Я видел вас, и я вас запомнил, ваши лица, ваши фигуры, ваш запах… И теперь вам от меня не оторваться, даже если все Стихии даруют вам защиту и кров…» Весь посторонний мир растаял, как облачко дыма на ветру, остались только они – двое беглецов и один преследователь. Это был не природный дар, не какая-то особенность психики – всего лишь голый навык, наработанный кровью, по?том и злыми слезами, стократно отводивший беду, а то и смерть в темных закоулках Скунгака. («Эй, крысеныш! Я хочу еще до наступления темноты знать, где прячется та гнусная тварь, что унесла мои камушки. Иначе… сам знаешь…» – «Вы, доходяги, сколько вас есть! Где-то в этом квартале один нехороший дяденька припрятал вязанку зузыря, которая ему не принадлежит. Кто первый принесет мне в клювике добрую весть, получит награду – заснет сытым, а проснется живым. Остальные пускай не будут в претензии, здесь вам не приют Десяти Стихий…» – «Ты… как тебя… неважно. Я слышал, у тебя звериный нюх и глаза на затылке. Для Скунгака этого мало, а для эхайнского спецназа – в самый раз. Здесь ты так или эдак подохнешь, как вредное насекомое, а в сарконтирах, быть может, и сам уцелеешь, и Эхайнору послужишь. Нам нужны следопыты. Что скажешь, кхэри? Выбирай, да пошустрее, я только по праздникам добрый…») Вот они остановились и что-то наскоро обсудили, причем рыжая дева была энергична, нетерпелива и оттого притопывала левой конечностью, а юнец, напротив, колебался и вяло протестовал, переминаясь с ноги на ногу в своих диковинных обутках. Вот девица выдвинулась вперед, влача слабо упирающегося спутника за собой. Вот они снова притормозили…

Нунгатау поднял глаза.

Контрольно-пропускная зона для летного персонала. Силовые барьеры, скрытые сканеры, недружелюбно настроенный патруль и прочие мелкие радости жизни.

Мичман потянулся за церрегом.

– Не нужно, – сказал за его спиной сержант Аунгу. – Ни к чему это.

Нунгатау насупил брови и гневно обернулся, имея твердое намерение раз и навсегда покончить с бесчинством.

– При всем уважении, – встрял ефрейтор Бангатахх. – Вы своим блистательным уроком мастерства лишь подтвердили главную гипотезу. Они либо только что отчалили, либо сидят в своей посудине и ждут разрешения на старт. И это не трансгал – там не бывает женщин-пилотов. Это чартер, мелкая частная компания, и ваша рыжая знакомая, янрирр мичман, там числится пилотом. Если нам повезет, мы перехватим их на грунте.

– А когда нам везло… – сказал рядовой Юлфедкерк в сторону.

Мичман шумно выдохнул, словно стравил излишки давления из парового котла.

– Нам нужен корабль, – сказал он.

– Корабль будет, – уверенно молвил сержант Аунгу. – Доверьте это мне.

– Вот было бы прекрасно, – вдруг произнес рядовой Юлфедкерк, – если бы можно было послать в пространство некий сигнал, какое-нибудь кодовое слово, и все эхайны в едином порыве кинулись бы ловить злоумышленника! И патруль, и егеря, и обычные прохожие… Как все было бы просто! И не нужно было бы размахивать церрегом, тыкать скерны друг дружке в охырло, цапаться по пустякам…

– Размечтался, грунтоед, – проронил сержант Аунгу с горькой иронией в голосе.

Под сенью библейского древа

Встреча была назначена в безлюдной части ботанического сада Брисбейна, где в тщательно организованном беспорядке произрастали молодые араукарии, секвойи и еще какие-то совершенно незнакомые деревца в серебристой хвое, длинной и загибающейся кверху, словно ресницы кокетки. Какое-то время Кратов прогуливался в одиночестве, прикрыв глаза, полной грудью вдыхая дивные растительные запахи и наслаждаясь мимолетным ощущением покоя и гармонии. Очень скоро ноги привели его в уютную тенистую рощицу, где между ровных высоких стволов в пористой темно-вишневой коре устроены были белые скамейки с ажурными спинками. Скамейки были пусты, а с простершихся над ними мощных ветвей с толстыми, словно лакированными листьями обильно свисали мясистые плоды насыщенного карминного цвета, формой напоминавшие рыхлое яблоко и на вид вполне спелые. Кратов тотчас же вспомнил, что с утра во рту маковой росинки не было, деликатно огляделся и сорвал один из плодов у самого основания ветки, где, по его расчетам, пропажу труднее всего было обнаружить.

Когда перед ним возник словно бы из пустоты Эрик Носов, изящный и немного потусторонний, как китайская терракотовая статуэтка, Кратов отчаянно плевался, кашлял и обливался слезами.

– Всегда мечтал увидеть рыдающего Консула, – сообщил Носов с удовольствием.

– Ты специально назначил встречу именно здесь, – прохрипел Кратов, задыхаясь. – Знал, что я не удержусь…

– Не печалься, ты в прекрасной компании, – успокоил его Носов. – Правда, твоих предшественников к гастрономическим экспериментам склонил враг рода человеческого. Тебя, как мы видим, можно неплохо искусить без постороннего вмешательства. Это синэпия, библейское горчичное дерево. Последний представитель класса двудольных, обнаруженный в естественном состоянии в прошлом веке. Не уверен, что у Адама и Евы открылись глаза на природу добра и зла, но что на лоб вылезли – уж наверняка…

– Тебе не предлагали сменить псевдоним на Змея? – злобно осведомился Кратов.

– Этот псевдоним у нас давно закреплен за старейшим специалистом аналитической службы.

Вдоволь насладившись редким зрелищем, Носов вздохнул и протянул Кратову бутылочку пива.