Несколько навесных полок занимали раритетные старинные книги, и, судя по беспорядку, не моды ради, а натурально для дела. Еще одну полку, аккурат возле правого подлокотника, целиком занимали аляповато раскрашенные глиняные поделки, вроде той, что Стеллан рассеянно вертел в пальцах. Временами его видеобраслет начинал громко и настойчиво жужжать, и тогда Стеллан подносил его к губам и, не отрывая взгляда от собеседника, мягко говорил: «Дорогуша, я занят… у меня встреча чрезвычайной важности». Дверь, а точнее – полупрозрачная перегородка-сёдзи, выглядела слишком легкомысленно, чтобы послужить препятствием для персоны с серьезными намерениями; иногда с той стороны доносились приглушенные голоса и разыгрывалась мистерия театра теней; однако же их уединения никто нарушить не отваживался.
– Итак, – сказал Стеллан. – Эрнст-Кристиан Юнгард – вот настоящее имя человека, который известен нам обоим как Харон. Так он был наречен при рождении. Он действительно выглядел нездоровым, физически неблагополучным ребенком. У него была мать – Фрида Юнгард… вам что-то говорит это имя?
– Ровным счетом ничего.
– Известная в околокультурных кругах художница-авангардистка. Очень любила эпатировать публику: броско одевалась – когда вообще одевалась, ярко гримировалась… как и все авангардисты, которым нелегко привлечь внимание к своему творчеству собственно творчеством. Возможно, любит и по сей день, но я уже не слежу за ее судьбой.
– Она действительно талантлива?
– Легкий налет одаренности, не более. Авангардисты все таковы по определению. Как вы понимаете, она думала о себе иначе, хотя… подозреваю, только Эрни с его феерическими эмпатийными задатками знал о ней всю правду. Фриде попросту было не до него. Он и появился-то на свет помимо ее воли и, кажется, для нее довольно неожиданно. Это была странная беременность.
– Отец, разумеется, неизвестен?
– В окружении Фриды беспорядочные связи были в порядке вещей. Они называли себя «Дети Радуги», были чем-то вроде персистентного богемного сообщества. Кочевали, как цыгане, по странам и континентам… какое-то время вообще обитали на Амрите…
– Не оттуда ли Фрида вернулась с ребенком?
– Угадали, сударь. Только ребенок в ту пору был еще в ее чреве, так что она безусловно его биологическая мать.
– Значит, Харон – ангелид?
– Я слышал, в околонаучных кругах таких необычных детей называют «детьми ангелов»… Но Дети Радуги не рожали детей от ангелов – у них были здоровые, абсолютно нормальные младенцы, с обычными человеческими качествами, от обычных партнеров мужского пола. Харон был иной
– Когда вы поняли, что он не человек?
– Не сразу, друг мой, не сразу. Все же его произвела на свет человеческая мать… Я думал, что имею дело со сложным набором генетических аномалий. Тератогенез редко, но встречается. Осложняет жизнь – на какое-то время, пока индуцируются реконструктивные процессы, только и всего. Ужасно, знаете ли, не хотелось множить число сущностей сверх необходимого…
– Но затем кое-что произошло.
– Да… Мне был нанесен довольно странный визит. Трое джентльменов в темных одеждах, вечерней порой, в уединенном месте, в парке Трех Фонарей на окраине Гетеборга. Фонарей действительно было три, причем один отчего-то не горел… Признаюсь, я сильно трусил, хотя, казалось бы, чего можно опасаться такому бугаю, как я, да еще в родном городе, на родной планете?!
– Вечерняя пора – чтобы вы не могли разглядеть их своим наметанным глазом?
– Я все равно понял, что это не люди, хотя они очень старались походить на людей и вести себя по-человечески. Знаете, детишки иногда усердно пытаются изображать из себя взрослых – зрелище одновременно комичное и умильное. Но упаси бог смеяться над ребенком в такой момент!.. Вот и я не смеялся. Мне было не до смеха по иной причине – я дрейфил самым похабным образом, а в какой-то момент испытал вполне первобытный страх. Эти люди- нелюди прямо-таки дымились ужасом…
– «Волна страха», – понимающе сказал Кратов.
– Что? А, ну да… ваш ксенологический жаргон, запороговый психологический дискомфорт при прямом контакте с представителем инопланетной расы… – Стеллан поморщился от неприятных воспоминаний. – Между тем разговор шел на очень понятную и близкую мне тему.
– О Хароне?
– Ну разумеется. Мне было сообщено, что маленький Эрни Юнгард – результат неудачного эксперимента по ксеномиксису – межрасовому оплодотворению. Что вряд ли он окажется жизнеспособен и полноценен. Но, сознавая свою вину за это печальное обстоятельство и принимая на себя ответственность за его последствия, некая могущественная внеземная культура просит меня, известного специалиста-педиатра, принять на свои широкие – они так и сказали! – плечи бремя призрения за ребенком, который ни в чем не повинен и потому не должен быть лишен никаких радостей детства. В каковом призрении мне будет оказана любая помощь, какую я только сочту возможным истребовать. Абсолютно все, в чем будут нуждаться младенец и его
