– Да? Скучновато, – отреагировала Дези. – Похоже, ничего нет интересного в этих ваших космических полетах.
Возразить столь прагматической логике было нечего. Кратов попытался было пробормотать что-то интригующее о короне Юпитера, кольцах Сатурна и поющих лесах Амриты, но тема слишком скоро себя изжила.
Они покинули смотровую палубу, оставив ее любителям затяжных медитаций, и не успели даже подобрать подходящего предмета, чтобы нарушить затянувшееся молчание, как в одном из ответвлений главной галереи им весьма удачно подвернулся уютный, слабо освещенный бар.
– Может быть, на нижних палубах найдется что-то попросторнее? – предположил Кратов, с сомнением оглядывая пустующие столики. – С музыкой, с танцами, с людьми…
– Ах, оставьте, – сказала Дези, с ногами устраиваясь в свободном кресле. – Это как раз то, что нужно. Я не любительница шумных компаний. Имею некоторый… гм… негативный опыт. А здесь можно поговорить, не срывая голоса и не привлекая ничьего внимания.
Несмотря на то что путешествие только началось, Дези выглядела не на шутку утомленной; от ее веселого любопытства не осталось и следа.
– Слишком много впечатлений, – пояснила она, перехватив сочувственный взгляд Кратова. – У меня чересчур глубокие эмпатические отношения с окружающей реальностью. Тишина, темнота и покой – то, в чем я сейчас нуждаюсь сильнее всего. («Помню, помню», – подумал Кратов.) Вы не разочарованы, коллега?
Тот замахал руками, всем своим видом показывая, что нисколько не разочарован, и вообще кто он такой, чтобы в чем-то разочаровываться, не пройдя и половины пути.
Они заказали легкий фруктовый салат и бокал молодого темного вина для Дези, большое ассорти из дикой птицы и большую кружку пива для Кратова.
– Слишком много людей, – вздохнула Дези. – И все чего-то от меня хотят.
– Ну, не знаю, – сказал Кратов. – Мне показалось, что они спешат по своим делам и заботам и стараются не уделять нам внимания. Не такая уж мы и приметная парочка.
– Вам действительно показалось. Люди всегда чего-то хотят. Не высказывают вслух, а невербально транслируют. И не только мне – и вам тоже, вообще всем. Просто я умею принимать их сигналы, а вы умеете игнорировать. Вы счастливчик, и сами того не сознаете. Вот вы поняли, чего от вас хотел этот странный господин с гигантскими усами? Наверняка поняли, но сочли за благо пренебречь. И правильно, между прочим.
В стене рядом со столиком открылся лючок с заказом. Дези терпеливо дождалась, пока Кратов расставит блюда и сосуды по столу и в меру своего понимания разместит приборы. Взяв бокал в обе ладони, сделала большой глоток.
– Вам повезло больше, потому что я не просто принимаю, а в силу своей запороговой эмпатийности не могу не принимать сигналы, даже если бы пожелала. Я открыта всем взглядам, всем эмоциональным потокам, всем желаниям, я принимаю их и ретранслирую адресатам. И те видят во мне то, что хотели увидеть. Когда я в своем кабинете, наедине с пациентом, я использую свой дар ему во благо и себе не во вред. Но в толпе, в человеческом окружении… Это ужасно, Кратов… ничего, что я вас так называю?
Кратов согласно закивал. Он только сейчас понял, насколько голоден.
– Спасибо, друг мой. Ваша фамилия очень вам подходит: было бы странно, если бы вы были какой-нибудь там Готтентоттентентунштеллинген или хотя бы даже Конунгсоломонссон. Коль скоро мы с вами плывем по этой вашей экзометрии на судне под названием «Шаритхакраана»… Однажды у меня был пациент, которого звали Ардушабаралимат Дхаткамбилараба. Он страдал апейрофобией – страхом перед бесконечностью.
– Еще бы, – заметил Кратов. – Должно быть, произнося свое имя, он постоянно терял либо его начало, либо окончание.
– Я тоже так решила вначале, – слабо улыбнулась Дези. – Пока не выяснила, как звали его родителей, у которых с фобиями все было хорошо. То есть никак… Так вот, о марсианине из известного рассказа. Он умер от эмоциональной перегрузки и спровоцированного этим состоянием физического истощения. Может быть, я не все поняла или поняла неверно… Он пытался подарить всем их воспоминания, внушить иллюзию обратимости самых печальных событий и тем самым склеить заново осколки давно и вдребезги разбитой душевной гармонии. Но его собственное «я» не выдержало. Может быть, у него и не было никогда этого собственного «я»… Но у меня все иначе. У меня есть эго. Потому что я сама по себе – личность, такая же уникальная, как и все, кто меня окружает. Может быть, не такая уникальная, как вы… – Кратов попытался протестовать, но она снова остановила его, направив указательный палец куда-то в район его носа. – Не прекословьте, я наводила о вас справки. Как и вы обо мне.
– Вы честно не читаете мысли?
– Я читаю эмоции. Эмоции как императив. Ощущаете разницу? Это даже не то же самое, что воспринимать эмоциональный фон, как наверняка умеете вы. («Не в вашем случае, милая фрекен», – безрадостно подумал Кратов.) Кстати, вы знаете, что у животных тоже есть эмоциональный фон?
– Благодаря этому у меня есть друзья среди высших приматов, – улыбнулся Кратов. – Некоторым гориллам нравится, когда понимают их желания.
– Вот видите, даже гориллам нравится. А людям это бывает необходимо. И тогда они делаются неумолимы и эгоистичны в своих желаниях, сами того не понимая, против собственной воли, вопреки воспитанию и такту. Меня специально учили отгораживаться от этого потока сигналов, выстраивать защитные барьеры. Затем лишь, чтобы я однажды не сошла с ума… Я этого отчаянно боюсь.
– Чего именно?!
