рванулся вперед, но среди толпы нашелся человек, опередивший его. Дункан, король Аралуина, вышел вперед, чтобы поприветствовать скандианского вождя и протянуть ему руку дружбы.
– Добро пожаловать в Аралуин, обер-ярл, – тепло улыбнулся он. – И большое спасибо тебе за то, что ты доставил домой мою дочь живой и здоровой.
После этих слов обер-ярл и король пожали друг другу руки.
Вновь в толпе раздались радостные возгласы, на этот раз в честь Эрака и его команды, и скандианцы с удовольствием наблюдали за тем, что происходило вокруг. Дункан, с улыбкой смотрящий на царящее вокруг веселье, поднял руку, требуя тишины. Он пристально посмотрел на лица собравшихся на пристани. Затем, не обнаружив того, кого он искал, король поднял взгляд на палубу волчатника.
– Холт, – с чувством произнес он, увидев наконец своего старого друга, закутанного, как обычно, в рейнджерский плащ и одиноко стоявшего возле громадного румпеля. Подняв руку, король повторил: – Сходи же на берег, Холт. Ты дома.
Но Холт стоял со смущенным выражением лица, не в силах скрыть печаль, переполнявшую его душу. Едва он начал говорить, как голос его сорвался, но, он пересилив себя, заговорил снова:
– Ваше величество, год изгнания заканчивается только через три недели…
Из толпы послышался низкий гул, вызванный этим заявлением.
Уилл, не в силах сдержать себя, воскликнул вне себя от удивления:
– Изгнания? Ты был в изгнании?
Он посмотрел на короля. В его голове не укладывалось, что Холт, с его неколебимой верностью Аралуину и его народу, мог подвергнуться изгнанию.
– За что? – спросил Уилл.
Этот вопрос повис в воздухе. Дункан покачал головой, давая понять, что не желает обсуждать этот вопрос.
– Несколько необдуманных слов, только и всего, – улыбнулся он. – Холт был в подпитии, и все мы забыли, что он сказал; я прощаю его, так что, ради всего святого, прошу тебя, сойди на берег.
Но Холт не сдвинулся с места.
– Ваше величество, ничто не сделает меня более счастливым. Но вы должны гарантировать соблюдение закона, – негромко произнес Холт.
Тут в разговор вступил другой человек – лорд Энтони, министр двора:
– Холт прав, ваше величество. – Энтони был здравомыслящим человеком, но проявлял некоторый педантизм, когда дело касалось толкования законов. – Ведь если разобраться, он сказал только, что вы явились предметом разногласия между вашим отцом и путешествующим танцором.
Толпа с ужасом выдохнула.
Дункан, слегка растянув губы в улыбке, проговорил сквозь сжатые зубы:
– Спасибо от всех нас за напоминание, Энтони.
Но затем раздался его громкий смех, который, похоже, невозможно было удержать, и принцесса Кассандра, буквально сложившись пополам, громко, совсем не по-королевски захохотала, собираясь рассказать что-то. Взгляды всех присутствующих устремились на девушку, и она, пересилив смех, заговорила:
– Прошу всех простить меня. Но если вы когда-нибудь видели мою бабушку, то поймете, почему мой дедушка смог поддаться соблазну. У бабушки было лицо, ну в точности как у собаки грабителя, и темперамент, целиком и полностью соответствующий этому лицу.
– Касси! – произнес ее отец самым неодобрительным тоном, на который только был способен, но девушка рассмеялась снова, и король был не в силах сдержать улыбку, появившуюся на его губах помимо его воли.
Потом, почувствовав на себе неодобрительные взгляды лорда Энтони, Дункан, придя в себя, стал подталкивать локтем Кассандру до тех пор, пока ее смех не перешел в прерывистое сопение и фырканье. Этот смех, однако, был заразительным, и потребовалось некоторое время на то, чтобы восстановить порядок в толпе. Все это время Холт по-прежнему стоял неподвижно на палубе волчатника.
Дункан повернулся к министру двора и сказал самым серьезным тоном:
– Ты уверен, Энтони, в том, что в моей власти простить Холту последние три недели?
Но Энтони, нахмурив брови, покачал головой.
– Это было бы самым противоречивым поступком, ваше величество, – многозначительно объявил он. – Такое решение стало бы самым неблагоприятным прецедентом в нашем законодательстве.
– Король Дункан! – раздался громоподобный голос Эрака; это сразу же привлекло к нему внимание всех присутствовавших. Обер-ярл понял, что говорил более наставительным тоном, чем намеревался: он все еще находился под впечатлением произошедшего. Сделав паузу, он продолжил: – Пожалуй, мне стоит попросить вас простить этого человека в качестве жеста доброй воли по случаю подписания договора между нашими двумя странами.
– Неплохая мысль! – пробормотал Дункан, быстро повернувшись к лорду Энтони. – Ну? – нетерпеливо спросил он.
