Шлейф веером ложился вокруг туфель, к корсету я почти привыкла, и, убедившись, что двигаюсь по-прежнему легко и свободно, на память выполнила несколько танцевальных па.
– У вас хорошо получается, госпожа, – радостно прокомментировала Жюли.
– Есть еще порох в пороховницах, – не менее радостно ответила я и отвела руку Марты, которая подносила мне колье. – Не нужно, я останусь в этой подвеске. Память о родителях.
Мы переглянулись со служанкой, и та подмигнула.
С того случая в запретной комнате кулон никак не проявлял себя. Лишь иногда нагревался и покалывал жгучими иголочками, словно предупреждая об опасности. Например, вчера, когда я слишком долго смотрела в очки Дитера, но сразу же успокоился и остался приятно-теплым после того, как мы с генералом начали целоваться…
От приятных воспоминаний я покраснела и слегка прикусила нижнюю губу.
Чем ближе стрелки часов подкрадывались к означенному часу, тем тревожнее мне становилось. Я было принялась повторять разученные движения, но слишком быстро поняла, что это все равно что повторять накануне экзамена весь пропущенный курс.
– Перед смертью не надышишься, – повторила я сама себе студенческую мудрость.
Стрелки еле-еле ползли к трем пополудни, и я даже подпрыгнула, когда в покои постучал дворецкий и попросил спуститься вниз.
Я взвилась с софы, подхватив пышные юбки. Жюли едва поспевала за мной, пытаясь помочь со шлейфом, но куда там! Я сбежала с лестницы с резвостью косули, прошла в холл, и тут в глубине дома часы пробили три.
– Вы чудесно выглядите, Мэрион. – Генерал в два шага приблизился ко мне, взял расслабленную руку и поцеловал в ладонь.
А я смотрела на него во все глаза и не могла оторваться.
Ничего общего с тем разбитым и уставшим человеком, который стрелял по бутылкам и два дня пил, не просыхая, отгородившись от всего мира. Подтянутый, стройный, с хорошо развитыми плечами, украшенными теперь золотыми эполетами, затянутый в белоснежный военный мундир, Дитер держался уверенно и прямо. Черные волосы поблескивали от бриолина, в очках мерцали приглушенные золотые искры, и я никак не решалась убрать руку, а Дитер не отпускал. Так и стояли, жадно вглядываясь друг в друга, словно хотели запомнить до мельчайших деталей.
– Карета готова, – крикнули с улицы.
Я вздрогнула и вздохнула, шутливо хлопнув генерала по груди:
– Что за несносный человек! Вы опять используете свою магическую силу.
– Я ничего не делаю, пичужка. – Дитер слегка улыбнулся, все еще не отпуская меня.
– Значит, делали вчера. Когда…
– Когда что?
Я покраснела и опустила глаза. Тело сладко заныло, губы вспыхнули, стоило вспомнить обжигающие поцелуи.
– Ничего, – ответила я и потянула генерала к выходу. – Идемте же. Держу пари, его величество не терпит опозданий.
Мы вместе вышли на парадную лестницу, за нами Ганс и Жюли с походным саквояжем.
– Это еще зачем? – удивилась я.
– Королевский бал продолжается два дня, – сообщил Дитер. – В мое отсутствие за главного остается Кристоф, а вы, маленькая пичужка, надеюсь, не откажете мне в удовольствии разделить приготовленные нам покои?
Открыв рот, я уставилась на генерала, а он усмехнулся и, наклонившись к уху, прошептал:
– Клянусь, я не прикоснусь к вам, если вы не захотите сами.
– А я и не захочу, – фыркнула в ответ.
– Спорим? – вкрадчиво проговорил Дитер, и следом за тем, как зажглись огоньки в его очках, во мне зажегся азарт.
– Спорим, – согласилась я. – На что?
– На желание.
– Пойдет, – кивнула я и, гордо вскинув голову, спустилась с парадной лестницы.
Безоблачное небо было восхитительно голубым и акварельно-глубоким, солнце драгоценной монетой катилось по бесконечному полотну, щедро поливая золотом высокие шпили замка. Не знаю, почему сначала замок показался мне мрачным? Наверное, такое впечатление создавала крепостная стена, внизу поросшая мхом и потемневшая от влаги: когда с гор несется талый поток, он омывает стены и подъемный мост. Сам замок оказался выложен из светлого камня, лишь кое-где темнели проплешины сажи. Я вспомнила пейзаж, найденный в запретной комнате, и вслух произнесла:
– Мейердорфский замок очень красив. Только нужно немного почистить от копоти.
– Черные камни, которые вы видите, – это память о покойном Мартине, – отозвался Дитер. – Братец сделал все, чтобы ненавистный василиск так и остался нищим оборванцем. Когда я предъявил права на Мейердорфский замок, Мартин самолично поджег западное крыло. Не обращая внимания на то, что в это время там находились слуги. В результате пожара погибло пять человек.
