не так ли?
Авва Фернар вновь не ответил.
— Бывает мужество и другого толка, — сказал Филип и неожиданно улыбнулся. — Знаешь, брат, я тебя убивать не стану.
Смертницу вывели казнить на рассвете.
— Франия, дочь неизвестного, — разносился по площади Висельников зычный голос городского глашатая, — уличена в святотатстве, повинна в безбожии и мятеже против короны. Приговаривается к сожжению на костре.
С первым ударом церковного колокола врата Святой Обители распахнулись. Авва Фернар, десница и глас Господний, второе лицо в стране после короля, ступил на площадь. Провожаемый хриплым вороньим карканьем, двинулся по образованному расступившейся толпой коридору. Обрубок отсечённой по локоть левой руки подобно маятнику раскачивался в такт шагам.
Брошенная на колени смертница ошарашенно смотрела его блаженству в лицо. Авва Фернар на мгновение задержал на ней взгляд. Затем вскинул уцелевшую руку и обратил лицо к небесам. Недвижно стоял минуту, другую. Резко выдохнул и распрямил плечи.
— Волей Всевышнего эта женщина помилована! — хрипло выкрикнул он. — Подседлайте ей коня, пусть уходит!
Развернулся и пошёл от спасённой прочь.
— Ваше блаженство, — догнал священника ошеломлённый начальник стражи. — Ваше блаженство, эта женщина… Она преступница и еретичка. Она…
Авва Фернар остановился. Проводил взглядом удаляющуюся с места казни всадницу.
— Я слышал глас Всевышнего, — сказал он. — Создатель велел помиловать её. Впрочем, возможно, Господь ошибся.
— Что?! — опешил начальник стражи. — Что вы сказали?
— Сказал, что Всевышний, возможно, неправ, — пояснил авва Фернар.
От изумления у начальника стражи перехватило дыхание. Первый духовник королевства усмехнулся и нетвёрдой походкой побрёл по направлению к конюшням. Начальник стражи оцепенело смотрел ему в спину. Затем опустил взгляд и ахнул. За святым отцом тянулся по брусчатке кровавый след.
К полудню авва Фернар освободился от пут. Рывком выдрал изо рта кляп. Превозмогая боль, поднялся, его шатнуло, от слабости подкосились колени. Его блаженство вцепился пальцами в стол, чтобы не упасть. Голова раскалывалась, и саднило в виске, в том месте, куда брат нанёс удар рукояткой меча.
Опустив взгляд, авва Фернар долго смотрел на подсыхающую на каменном полу кровавую лужу. И на руку брата, которую тот, намертво перетянув жгутом плечо, ударом клинка отсёк по локоть. Отсёк, даже не вскрикнув от боли и не застонав. Мертвая рука, казалось, глумилась над авва Фернаром посиневшими, сложенными в непотребном жесте пальцами.
Предатель
Дмитрий Карманов
Запахло арахисовым маслом, и Ян вскочил. Рюкзак в двух шагах, но нет, не успеть. Сердце в горле, ком в брюхе — чёртов адреналин! — но палец уже снял блок и лёг на крючок. Ствол вверх — они всегда там. Вовремя. Жёлтые шары, невозможно быстрые, хлопок выстрела, ещё хлопок — и вот две твари корчатся под ногами, источая ореховый смрад.
Метко. Повезло. Ян крутанул головой — больше никого. Пока. Цапнул рюкзак. Удирать. Сейчас здесь будет весь лес.
Ошибка. За полминуты можно было вырвать из клапана «Интегру» и прогреть её. И тогда из добычи он превратился бы в охотника. А с пистолетом против стаи…
Второй удар застал его врасплох. Желтяки попёрли с подветренной стороны — потому он их не учуял. Мохнатые шары размазались в воздухе — глаз не успевал за движениями, и лишь рука рефлекторно вскинула ствол навстречу атаке. Троих Ян снял в полёте, но остальные выстрелы ушли мимо. Он увернулся от раззявленной пасти с двумя рядами кривых зубов, но желтяк, сделав пируэт, вгрызся в плечо. Едва Ян сострелил его с себя, как новые твари ударились в спину и сбили с ног.
Поцелуй грязи в лицо — и на миг запах тины перебил ореховую вонь. Ян перевернулся, пытаясь подмять под бронекурткой как можно больше зверюг. Одновременно пальцы, вросшие в пистолет, работали, почти не тревожа сознание, сковыривая на землю мечущиеся шары.
То, что его уже едят, Ян понял не сразу Желтяки жрут безболезненно, внешние челюсти их работают лучше, чем шприцы анестезиолога. Мелкий тварёныш, покрытый совершенно цыплячим пухом, залез под штанину и впился в лодыжку. Ян прицелился и снял мерзавца, едва не задев ступню. Но перед глазами уже замельтешили чёрные сполохи, а изнутри, нарастая зудящей волной, поплыл усыпляющий гул.
