Когда сухой хлопок пистолетного выстрела толкнул крупную голову старика на лопнувший подголовник кресла, мальчик уронил мороженое на штаны и, некрасиво разевая рот, беззвучно заплакал.
— Плачь, — негромко сказал Вонючка. — Плачь, братишка. Свобода того стоит.
Следователь отдела уголовных преступлений шестого федерального участка Барни Кроуз потянулся так, что хрустнули шейные позвонки, и зевнул.
— Что там у нас по делу Эдисона? — спросил он у помощника, сидевшего с другой стороны стола.
— Эдди Бакстер Эдисон, — отрапортовал помощник, — владелец небольшого частного завода, использовал в качестве основной рабочей силы принадлежавших ему клонов — рядовое, кстати, дело для маленьких частных предприятий. Первого клона для малютки Эдди оплатил еще его папашка, Эдди Бакстер-старший. Хорошее, кстати, вложение средств.
— Это уж точно, — мечтательно сказал Барни. — Мне бы определенно не помешал клон, а лучше парочка. Так что там с этим Бакстером?
— Со старшим или с младшим?
— Не ерничай.
— Эдди Бакстер Эдисон был застрелен из табельного пистолета системы «шот-секьюрити», — доложил помощник, — убит собственным клоном.
— Да-да, помню, — Барни помассировал надбровья. — Четверо клонов задержаны, один, кажется, готов сознаться.
— Уже, практически, сознался, — подтвердил помощник.
— А что остальные?
— Остальных надо отпускать.
— Как отпускать? — удивился Барни. — Там же полный вагон трупов! — Он заглянул в разворот рабочего монитора. — Семь клонов убито, двое в реанимации, еще двое с серьезными травмами.
— Доказать ничего невозможно, — помощник развел руками. — Записи видеокамер невнятны, дактилоскопия — вообще пшик.
— А как же показания управляющего?
— Управляющий ничего, кроме убийства своего босса, лично не видел. Все, что он говорит, — его эфемерные домыслы. Кстати, мы и обвинить-то их можем только в одном убийстве — в убийстве Эдди Бакстера Эдисона. Все остальные преступления совершены до его кончины, и по закону ответственность за них принимает на себя носитель исходной генетической информации — иными словами, владелец клонокопий, а он мертв. Мертвее не бывает.
— М-да, — протянул Барни.
— Хотим мы того или нет, — печально констатировал помощник, — но Эдисона Седого, Эдисона Забияку и Эдисона Проныру нужно освобождать из- под стражи. По закону они того… полноправные граждане.
— Ну освобождай, — сказал Барни с легким раздражением. — Четвертый-то хоть сознается.
— Эдисон Вонючка готов подписать показания.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — пробормотал Барни, наливая себе кофе из термоса. — Давай сюда этого сидельца.
Через десять минут дежурный полисмен ввел в кабинет следователя мужчину средних лет с усталым симпатичным лицом.
— Присаживайтесь, — Барни, кивнул на табурет из гнутых металлических трубок.
Мужчина осторожно, будто бы пробуя, опустился на край сиденья. Барни допил кофе, отодвинул от себя кружку.
— Так, — сказал он, заглядывая в монитор, — значит, вы и есть Эдисон Вонючка?
— Нет, — тихо сказал мужчина, — без Эдисона… Просто Вонючка… Я сам по себе, — и он неуверенно улыбнулся.
Страсти святого Дроя
Эдуард Шауров
— Я грешен, отче. — Звуки генерировались в гортани и, вылетая изо рта, диффундировали сквозь решетку окна исповедальни.
— В чем же твой грех, дитя Господне?
— Искус и гордыня.
— И чего тебе хочется?
— Я хочу познать любовь, отче.
Смиренно опустив голову, Роб стоял коленями на вышарканной пластиковой скамейке. Краем глаза он видел за частыми перекрестьями серую ткань сутаны. Правила предписывали носить комбинезоны из гексапилена всем без исключения, но Пиксайд сам себе правило.
Падре Симеон несколько секунд молчал, затем спросил тихо:
