– Соль, ты знаешь, что это? – Аня кивнула на пиалу.
– Не-э-эт, – пропела блондинка, потягиваясь и запрокидывая голову назад: золотые волосы каскадом заструились со спинке шезлонга. – Но это та-а-ак приятно.
– Конечно приятно, это ведь массаж с апельсиновыми косточками! Еще вина?
– Давай. Даже если не получится избавиться от наследника, хоть повеселюсь от души в последние дни свободы.
– Слушай, а ты не думала о том, что свобода может и не закончиться с замужеством?
– Ха, Аня, ты смешная. Ты видела, каков мой отец?
– Блюститель традиций?
– Ага, закостенелый блюститель. Так вот, императорская семья – еще хуже. Не думаю, что мне будет позволено шить.
– А рисовать?
– А толку? Даже если я буду рисовать картины, мне же придется показывать их цензорам, даже отправить домой не смогу без контроля. А это министры, еще более приземленные, чем мой отец.
– Тогда ты просто обязана ликвидировать имперскую зашоренность!
– Каким образом?
– Выйдя замуж за будущего императора и открыв окно в Европу!
– Куда?
– В новый мир. – Аня улыбнулась, подлив в бокалы вина.
– Ну ты смешная, Аня. Выйдя замуж, я стану рабыней.
– Роксолана тоже так думала.
– Кто?
– Роксолана. Роковая женщина. Ее украли и продали в рабство тирану-многоженцу. А она смогла завоевать сердце султана и управлять страной, перекраивая все по-своему, обходя острые камни законов даже на быстром течении.
– Ну и каким же образом? С чего бы императору… будущему императору слушаться жену? Он сам себе голова.
Аня ухмыльнулась, вспоминая похожий разговор.
– Голова… конечно, муж – голова в семье. А голова на чем сидит?
– На чем?
– На шее. И голова поворачивается туда, куда повернет ее шея. А шея – это ты.
Сольвейг задумалась.
– Все равно не понимаю, как можно управлять голов… мужчиной.
– Для начала тебе необходимо его удивить. Хочешь быть единственной и неповторимой – будь ею. Удиви широтой взглядов и фокусами в постели.
Раскрасневшаяся Сольвейг стала почти пунцовой.
– Не надо стесняться, милая. Очень жаль, что в ваших пансионах благородных девиц не преподают основы соблазнения.
Аня наклонилась к рыжему Аполлону и потянула его руки вверх по ноге, от лодыжки до икры. Намек был понят, и массаж продолжился на тридцать сантиметров выше. Блондин проделал такой же фокус с ножками Сольвейг. Коктейль из эмоций – страх, интерес, блаженство – отразился на лице невесты, очередной глоток вина вновь расслабил девушку и уложил на шезлонг.
– Хотя, с другой стороны, – продолжила Аня, – хорошо, что вас не учат. Доступность такой информации может развратить и превратить неумелых и жаждущих приключений в продажных и покинутых.
Массаж и вино расслабляли, мысли текли по течению, цепляя по дороге лепестки воспоминаний, подробностей и откровений.
– Для начала надо изучить себя и не стесняться собственных желаний. Твой принц будет, конечно, на первых порах шокирован, и поддерживать это состояние шока придется постоянно. Но тем и интересна игра на контрастах – она может продолжаться бесконечно. И бесконечно затягивать. В эту игру можно вплести интригу, припудрить пыльцой новаторства, продвинуть идею под соусом лести и обещания будущих прибылей. Понимаешь меня?
Сольвейг неразборчиво промычала, продолжая наслаждаться массажем. Аня подмигнула блондину и передвинула руки своего лекаря выше колена. Блондин продвинулся по белоснежной коже бедра Сольвейг, заставив девушку судорожно вздохнуть и напрячься.
– Сольвейг, вернись, пожалуйста, к нам, – произнесла Аня вкрадчиво, – расскажи мне, что ты знаешь про, скажем так, первую брачную ночь.
На сей раз блондинка не вскинулась и даже не покраснела, просто повернула голову к Ане и молча уставилась на кузину пьяными глазами.
– Только то, что это страшно и что мне придется слушаться мужа. – В глазах мелькнула печаль.
– А если я тебе скажу, что все совсем наоборот?
– Как – наоборот?
– Во-первых, не страшно.
