Однако за всем грохотом бури, за натиском шквала я ощущал действие некой сверхъестественной и грозной силы, самым неприятным образом напрягавшее мои нервы. Происходившее нельзя было объяснить никакими естественными причинами. Однако, несмотря на то, что ветер сорвал топсель, Томпсон не послал на реи ни единого человека.
— Пусть их рвутся! — проговорил старый капитан. — Если бы это можно было позволить себе, я оставил бы наверху на эту ночь одни реи!
Примерно в два часа ночи шквал с удивительной внезапностью прекратился и небо над кораблем очистилось. После этого мы со шкипером оставались на полуюте, часто поглядывая на освещенную верхнюю палубу. И один из таких взглядов явил мне нечто странное: словно бы некая невозможная тень промелькнула между моими глазами и оттертыми добела досками палубы. Тем не менее, тень промелькнула и исчезла, а я не мог с уверенностью сказать, что увидел нечто конкретное.
— Ясно как божий день, мистер, — прозвучал у моего плеча голос капитана. — Я видел такую тень только однажды… в том плавании мы потеряли половину матросов. Думаю, надо поворачивать к дому. Добром все это не кончится.
Спокойствие, проявленное капитаном в такой ситуации, взволновало меня не меньше, чем подтверждение им того, что я действительно увидел некий сверхъестественный объект, пролетевший между мной и расположенной в восьми футах под моими ногами верхней палубой.
— Великий Боже, капитан Томпсон, — воскликнул я, — истинно адское зрелище!
— Именно так, — согласился он. — Я же говорил тебе, мистер, потерпи и увидишь. И это еще совсем не все. Подожди немного — и увидишь все море вокруг покрытым черными облачками, движущимися вместе с кораблем. И все же я не видел их на борту, кроме одного только раза. Могу только предполагать, что нас теперь ждет.
— И что же именно? — спросил я. Однако, невзирая на все расспросы, мне так и не удалось извлечь из капитана что-либо вразумительное.
— Сам увидишь, мистер. Подожди и увидишь. Ты попал на необычный корабль. — Примерно такими словами отвечал он на всякий мой вопрос.
После этого разговора я простоял на полуюте до самого конца вахты, опершись на поручень, разглядывая верхнюю палубу и иногда поглядывая на корму. Шкипер вновь принялся расхаживать по полуюту, однако теперь он то и дело останавливался возле меня и невозмутимым тоном спрашивал, не видел ли я еще кого из… этих.
Несколько раз мне удавалось заметить нечто неопределенное, мелькавшее в свете фонарей и исчезавшее… в некоторых местах время от времени начинал трепетать воздух, напоминая след, оставленный объектом, полунезримо пролетевшим здесь и тут же исчезнувшим, прежде чем мозг мой успевал запечатлеть что-то определенное.
Впрочем, ближе к концу вахты нам с капитаном было явлено нечто чрезвычайно удивительное. Он как раз подошел ко мне и остановился перед поручнем.
— А вот и еще один, — отметил он в своей обыкновенной спокойной манере, тронув меня за плечо и кивнув головой в сторону правой половины верхней палубы, в двух-трех футах слева от того места, на котором мы стояли.
В указанном им месте, примерно в футе над палубой, парило тусклое и расплывчатое темное пятно. Постепенно становясь более видимым, оно обнаруживало и движение: непрерывно кружащий маслянистый вихрь растекался от середины пятна наружу.
Тварь растеклась до нескольких футов в поперечнике, почти затмив собой освещенные доски палубы. Движение от центра к периферии ее сделалось теперь очень четким, и странный контур сей чернел и становился все более и более плотным, скрывая под собой палубу.
Я вглядывался с огромным интересом, и тут по твари из центра прокатилась волна разрежения и почти немедленно словно бы растворилась в воздухе, и от облачка осталась лишь округлая тень, повисшая между нами и палубой. Наконец тень эта еще более разредилась и исчезла, и оба мы обнаружили, что рассматриваем участок палубы, со всеми его досками и смолеными швами, освещенный выставленными на ночь фонарями.
— Весьма странно сие, мистер, — задумчиво проговорил капитан, нащупывая в кармане трубку. — Весьма странно.
Потом он раскурил трубку и вновь принялся расхаживать по полуюту.
Штиль затянулся на неделю, море уподобилось стеклу, и каждую ночь без предупреждения налетал этот необычайный шквал, поэтому капитан приказывал в сумерках крепить все, что можно было закрепить, и терпеливо дожидался подходящего ветра.
Каждый вечер я заново принимался за эксперименты со своими «отвращающими» вибрациями, но так и не добился никакого результата. Впрочем, не знаю, имею ли я право утверждать, что действия мои не возымели никакого эффекта: штиль постепенно принимал все более неестественный характер, а море все в большей степени становилось похожим на стеклянную равнину, возмущавшуюся лишь невысокими и пологими маслянистыми буграми. В отношении остального можно сказать, что днем вокруг царило безмолвие, настолько глубокое, что его следовало бы называть нереальным, ибо рядом с кораблем не пролетала ни одна морская птица, а движения судна оставались такими незаметными, что скрип деревянных частей и такелажа, обыкновенно сопровождающих штиль, раздавался достаточно редко.
Море как будто сделалось символом простора и уединения, и мне даже казалось, что нет нигде никакой суши, нет вокруг никакого мира, и только великий океан разбегается во все стороны от нашего корабля. Налетавшие по ночам загадочные шквалы принимали все более бурный характер, и иногда я готов был подумать, что ветер способен вырвать из корабля сам рангоут его, однако, к счастью, мы не испытали подобных повреждений.
Шли дни, я убедился наконец в том, что эксперименты мои дают весьма четкие результаты, хотя и противоположные тем, которые я надеялся получить, ибо теперь на закате похожее на дым серое облачко поднималось в каждой стороне горизонта сразу же после того, как я выключал свои вибрации, в результате чего я прекратил новые попытки, и эксперименты мои приобрели чисто поисковой характер.
Наконец после того, как такое состояние дел затянулось уже на целую неделю, я провел долгие переговоры со старым капитаном Томпсоном, и он согласился разрешить мне провести смелый и окончательный эксперимент. Я намеревался оставить вибрации включенными на полную мощность от самого заката до рассвета и вести тщательное наблюдение за результатами.
Все было приготовлено к этой цели. Спустили большие паруса и брамселя, свернули все остальные паруса, закрепили все, что было на палубе. С носа спустили плавучий якорь, вытравили длинный трос. Так сделали для того, чтобы судно развернулось носом к волне, с какой стороны света ни налетел бы на нас очередной из таинственных ночных шквалов.
Вечером команду отправили в носовой кубрик и велели матросам веселиться, спать или заниматься собственными делами, но только не выходить ночью на палубу, что бы ни происходило на ней и вокруг корабля. На всякий случай мы заперли левую и правую двери. После этого я нанес первый и восьмой знаки обряда Саамаа на каждую притолоку, соединив их тройными линиями, скрещенными на каждом седьмом дюйме. «Вы, Аркрайт, глубже меня погрузились в магические науки и знаете, что это означает».
После этого я окружил весь носовой кубрик снаружи проводом и подсоединил его к своей аппаратуре, которую расположил в кормовой кладовой для парусов.
— В любом случае, — объяснил я капитану, — матросы практически рискуют не больше, чем во время пусть и жуткого шторма. Реальная опасность будет грозить тем, кто будет осуществлять воздействие. Путь прохождения вибраций образует своего рода гало вокруг приборов. Мне придется находиться возле них, чтобы управлять вибрациями, и я охотно иду на этот риск, однако вам лучше оставаться в своей каюте, и три помощника должны сделать то же самое.
Однако старый капитан отказался от такой возможности, а три помощника выпросили у него разрешение остаться наверху, чтобы увидеть самое интересное. Я самым серьезным образом предупредил их о том, что они могут оказаться в весьма неприятной и безвыходной ситуации, но они готовы были рискнуть, и должен сказать, что я не пожалел об их присутствии.
После этого я занялся делом, прибегая к их помощи, когда это было необходимо, и таким образом привел в порядок все свое оборудование. Затем я провел свои провода из каюты сквозь световой люк, выставил на ноль циферблат вибратора и отрегулировал прерыватель, прочно привернув свои машинки к палубе полуюта в свободном месте между передней стороной светового люка и крышкой ящика для парусов.
Далее я усадил капитана вместе с тремя помощниками рядом друг с другом и велел им не двигаться, что бы ни происходило. После этого я взялся за дело уже в одиночестве и мелом нарисовал охвативший нас всех вместе с моей аппаратурой временный Пентакль.
Потом я постарался побыстрее разместить вокруг нас трубки моего Электрического Пентакля — спешка объяснялась тем, что уже начинало смеркаться. И как только это было сделано, я подключил ток к вакуумным трубкам, и вокруг нас немедленно вспыхнуло тусклое болезненное и бледное свечение, казавшееся холодным и нереальным в последнем вечернем свете.
Сразу же после этого я отправил вибрации во все стороны пространства и уселся возле пульта. Тут я снова переговорил с остальными, предупредив их о том, если им дороги собственные жизни, Пентакль нельзя покидать, что бы они ни увидели или ни услышали. Моряки согласно закивали, и я понял, что они полностью осознают степень неведомой опасности, которой подвергаемся все мы.
А потом мы стали ждать. Все были в непромокаемой одежде, поскольку я ожидал бурных и весьма неожиданных выходок со стороны стихии, готовые к любой ночной буре. Не забыл я и еще об одном важном деле и во время конфисковал все спички, чтобы никто по забывчивости не раскурил трубку, ибо световой луч может стать тропой для некоторых Сил.
Вооружившись морским биноклем, я стал обшаривать горизонт. Вокруг корабля, на всех милях, уходивших к далекому горизонту на поверхности моря, собирался странный и смутный мрак. Он становился все более явным, и мне уже показалось, что это легкий и низкий туман ложится на воду вдали от корабля. Я внимательно вглядывался вдаль, капитан и трое помощников также следовали моему примеру с помощью своих биноклей.
— Набегает на нас на скорости в несколько узлов, мистер, — негромко промолвил старик. — Искушаем судьбу, скажу я вам. Надеюсь только, что все закончится благополучно.
Капитан ограничился лишь этими словами, и за последующие невероятные часы ни он сам, ни помощники его не проронили ни звука. Ночь сгущалась над морем, мы впятером потеряли из вида наползавший на нас круг тумана, погрузившись в глубокое и угнетавшее нас безмолвие посреди бледного свечения Электрического Пентакля.
По прошествии некоторого времени сверкнула странная и бесшумная молния. Под словом «бесшумная» я имею в виду то, что если вспышки ударяли вблизи от нас, озаряя гладкую поверхность моря, то грома не было; потом, мне казалось, что и сами вспышки не были подлинными. Странно сказать, однако именно такое впечатление сложилось у меня. Вокруг нас словно бы сверкали знаки, символы молний, но не было самого электричества. Конечно, я не пытаюсь воспользоваться здесь этим словом в его техническом смысле.
Вдруг странное содрогание сотрясло весь корабль от носа до кормы и затихло. Оглядевшись по сторонам, я обратил свой взор к четверым морякам, ответившим мне взглядами, полными испуга и немого удивления, но никто из них не промолвил и слова.
Миновало минут примерно пять, в течение которых не было слышно буквально ни звука, если не считать тихого жужжания моей аппаратуры, и не было
