Новый «нейтральный вопрос», новый «ответ», и стало ясно, что говорить нам, считай, не о чем. В смысле, эти нейтральные темы совершенно неинтересны – не только мне, но и самому Иду.
Говорить хотелось о другом. О том, о чём нельзя. О симпатиях и чувствах, о том, что случилось за гобеленом. Думаю, именно поэтому разговор в какой- то момент сошел на нет, комнату вновь окутала тишина.
Теперь мы молча сидели друг напротив друга, в тусклом свете немногочисленных светильников, и пили. Я – воду, Идгард – то самое вино.
Он смотрел в пространство, а я исподволь изучала черты лица, и чем дальше, тем сильнее убеждалась в мысли – забыть этого мужчину будет очень трудно.
В какой-то миг возникло жгучее желание выпалить: Ид, я такая же, как ты! У меня тоже проклятая кровь, но… Я ведь не одна закон нарушала. Более того, мне было пятнадцать, и главными преступниками выступают мои родители. Предать их я не могла. Что угодно, только не это.
А потом Идгард поднялся на ноги. Он подарил тёплую улыбку и очень вежливый поклон. Я тоже улыбкой ответила, и тут же услышала:
– Не волнуйся, малышка, всё наладится.
– Ты о чём? – не поняла я, однако маг пояснять не стал – сделал неопределённый жест и снова улыбнулся. И, как это ни печально, направился к двери…
Останавливать его я, конечно, не стала. Очень хотела, но сил в себе не нашла.
Когда же ночной визитёр ушел, заперла дверь и вернулась в постель. Я надеялась отрешиться от этой реальности, уплыть в страну снов, но…
Нет, это оказалось невозможно. Добрых полчаса я ворочалась с боку на бок, а потом не выдержала и встала. Вновь активировала светильники, раскрыла папку с эскизами и извлекла из неё чистый лист.
Затем вытащила из специального кармашка карандаш и, освободив столик для чаепитий, принялась рисовать потрет, который никто и никогда не увидит. Я рисовала его, Идгарда, – светловолосого, невероятно притягательного и абсолютно недоступного мужчину.
Проснулась я только к обеду, но, когда спустилась в столовую, узнала – проспала не я одна. Все, исключая лишь его светлость, выглядели сонно, а леди Элва так и вовсе зевала, прикрывая ладошкой рот.
Широко улыбнувшись представителям благородного семейства, я проследовала к своему месту, а присев на стул, поинтересовалась:
– Вирджин опять в студии?
– Не знаю, – подавив очередной зевок, сказала Элва. – Наверное.
А через пару минут, когда все уже принялись наполнять тарелки, оказалось – нет, будущий великий скульптор в творческий процесс ещё не погрузился. Он по-прежнему с нами, просто спал дольше всех.
Впрочем, опоздание Вирджина значения не имело, в явлении младшенького «поросёнка» был другой, куда более примечательный момент. Такой, что все мы дружно замерли и приоткрыли рты, а маркиза даже подпрыгнула на стуле.
– Вирджик, милый… – шокированно позвала она. – Это что? Откуда?
– Упал, – добравшись до своего места, пробормотал красавчик.
– Что? Вот прямо так? Глазом?
– Угу.
Парень уселся, гордо заправил за ворот салфетку, а потом всё-таки объяснил:
– Поскользнулся, когда шел к кровати, и упал прямо на набалдашник – тот, который на спинке. Причём имел все шансы упасть и вторым глазом, но в последний момент повезло… Боги миловали!
Прозвучало ворчливо, а в последних словах и вовсе ехидство послышалось, и это вызвало не самую адекватную реакцию – я почему-то на Ида покосилась.
Ищейка мой взгляд поймал, и это внезапно смутило. Да чего это я… Фингал Вирджину мог поставить кто угодно… Почему сразу об Иде подумала? Отчего?
А спустя час, когда мы с сообщником пообедали и всё-таки переместились в студию, я попробовала вопрос прояснить, но вместо желанной исповеди услышала:
– Айрин, я же сказал. Упал. Да, прямо глазом и прямо на набалдашник. А он такой круглый… как раз в форме кулака.
Я выдохнула и кивнула, а потом шагнула к Вирджу со словами:
– Дай посмотрю.
Парень отскочил как ужаленный.
– Нет! – воскликнул он. – Не подходи!
Я сразу замерла, а сообщник…
– Айрин, давай обойдёмся без двусмысленных ситуаций? А то я до конца каникул точно не доживу.
Вот теперь я сложила руки на груди и уставилась пристально. Спустя полминуты Вирдж сдался:
