— Эмелис, что случилось?
— Я хотела спросить, из Верилии для меня что-нибудь присылали?
Вместо ответа боевик шумно вздохнул и крепко прижал к себе.
Ну вот и всё. Вот и всё…
Я запретила себе плакать, но слёзы всё равно проступили. Как же это обидно! Как унизительно!
Я — дочь Форана из рода Бьен, невеста короля, а они… они… даже ночную сорочку прислать не потрудились, не говоря уже обо всём остальном.
— Я могу воспользоваться почтовым порталом? — Собственный голос прозвучал незнакомо: очень тихо, очень глухо.
— Если хочешь, я отнесу письмо лично.
Я хотела.
Да, хотела! Потому что когда в качестве посыльного приходит принц крови, затянуть с ответом невозможно, а ответ требовался немедленно, сию секунду!
Кир вызвал Бетти, та спешно принесла бумагу, чернильницу и перо. А вот послание, которое было предельно коротким, я писала очень долго. Просто слёзы… эти проклятые слёзы всё норовили упасть на бумагу, а мне безумно не хотелось показывать отцу свою слабость. Достаточно того, что Кирстен, Бетти и не вытерпевшая заточения Вента эти унизительные слёзы видели.
Послание ввиду запрета на магию запечатала простым сургучом. Пришлось обойтись без личной печати, потому что именной перстень остался в Верилии, в чёрном саквояже. И хотя я точно знала, что Кирстен заглядывать в письмо не будет, всё равно сказала:
— Это отцу. Лично.
Брюнет кивнул и стремительно покинул покои.
А вернулся через полтора часа, с совершенно непроницаемым лицом и тем же письмом в руках. Моя печать была сломана, рядом стояла другая, с оттиском именного перстня господина Форана из рода Бьен.
Под строчками, выведенными моей рукой, было написано:
«Эмелис, милая, прости. Совсем из головы вылетело.
Я сейчас же дам распоряжение.
Мне нет оправдания, но на нас с Ридом сейчас столько всего навалилось…
Прости. Больше такого не повторится».
Я вскинула голову, чтобы поймать обеспокоенный взгляд синих глаз. Скомкала листок и сказала:
— Я не вернусь в Верилию, Кирстен.
Младший принц кивнул, сделал два шага вперёд и присел на корточки, чтобы обнять мои колени. Вента, сидевшая на противоположном диванчике, тяжело вздохнула и одарила сочувственным взглядом. А замершая у камина горничная некрасиво шмыгнула носом.
Нет, я не озвучивала тему переписки, но не нужно быть гением, чтобы догадаться…
А самое отвратительное в том, что подобные «мелочи» подмечают все. Готова спорить на собственную жизнь, что последние два дня забывчивость моего родителя вся дворцовая прислуга обсуждает. Причём не только дурборская, но и верилийская.
Ещё отвратительней то, что подобный случай не первый. Папа всегда о чём-нибудь да забывал… Вернее, об указах, ставках налогов и прочих поистине важных вещах помнил даже во сне, а на вещи «несущественные» памяти не хватало.
В детстве эта его привычка ужасно обижала. Чуть позже, когда появился Ридкард, стало легче и проще — личный помощник вёл дела очень внимательно, и мне уже не приходилось просить ректора верилийской академии отправить первому министру письмо с напоминанием о том, что через пару дней каникулы и за Эмелис нужно прислать экипаж. И подарки по случаю дня рождения и прочих праздников стала получать вовремя, а не неделей позже.
Но Рид теперь король, у него иные задачи. Риду и самому теперь напоминания требуются — вот о моём совершеннолетии жених, к примеру, забыл. Дохлый тролль! А отец-то как об этом дне рождения вспомнил? Впрочем… какая теперь разница?
— Я не вернусь в Верилию, — повторила хрипло.
— Не вернёшься, — вслух согласился Кир.
— И печалиться по этому поводу не стану.
Младший принц северного королевства поймал мою руку, поцеловал раскрытую ладонь и лишь после этого ответил:
— У тебя больше не будет поводов для печали, любимая. Обещаю.
