– После ужина похороню, – произнес он.
– Ах да, ужин. – Я заправила волосы за уши. – Посмотрим, есть ли яйца, тогда приготовлю все быстро.
– Не утруждайся, саксоночка, доедим это. – Джейми указал на горшок с ячменным бульоном.
На этот раз я вздрогнула от омерзения.
– Уф!..
Он ухмыльнулся.
– Что не так с отличным ячменным бульоном?
– Если с отличным, тогда конечно, – ответила я, неприязненно глядя на горшок. – Только пахнет словно каша из браги.
Суп, приготовленный из непроваренного ячменя, успел постоять и остыть, он покрылся пленкой и источал запах забродившего теста.
– Кстати, – я слегка пнула носком туфли мешок с ячменем, – зерно нужно просушить, не то заплесневеет.
Джейми смотрел на мерзкий бульон, задумчиво сдвинув брови.
– Что?.. – машинально переспросил он. – А, хорошо, сделаю.
Джейми взвалил мешок на плечо, однако остановился, посмотрев на прикрытый платком череп.
– Говоришь, ты не уверена, что он был христианином? С чего ты это взяла?
С улицы донеслись приближающиеся голоса Дункана и Иэна, времени рассказать сон не оставалось – если это был сон.
– Да так, просто. – Я пожала плечами.
– Ну ладно, – сказал Джейми, – дадим ему время, пусть определяется.
Глава 24
Писать письмо – великое искусство
Оксфорд, март 1971-го
Роджер отметил, что в Инвернессе и Оксфорде дожди идут одинаково часто, но на севере дождь ему нравился. Пронизывающие ветра с Мори- Ферт и ледяные капли весьма бодрили дух.
Шотландия была его домом, и там вместе с ним была Брианна. А теперь она уехала в Америку, а Роджер осел в Англии, в промозглом и сыром Оксфорде, где улицы и здания серы, словно пепел погребальных костров. Капли дождя стекали по складкам черной оксфордской мантии. Роджер спрятал под ней стопку бумаг, когда шел через двор. У стойки портье он отряхнулся, совсем как собака. Каменный пол усеяли брызги воды.
– Есть письма?
– По-моему, да, мистер Уэйкфилд, секундочку. – Мартин скрылся в своей каморке, а Роджер остался изучать имена погибших на войне студентов, что были выгравированы на мраморной плите у входа.
– Вот, мистер Уэйкфилд. – Мартин перегнулся через стойку, протягивая ему тонкую стопку писем. – Одно из Штатов, – добавил он, добродушно подмигнув.
Роджер почувствовал, как его лицо расплывается в ответной улыбке, по всему телу разлилось приятное тепло, несмотря на дождливый день.
– Скоро мы вновь увидим вашу юную подругу, мистер Уэйкфилд? – Мартин вытянул шею, словно журавль, пытаясь разглядеть письмо с американским штемпелем. Портье познакомился с Брианной незадолго до Рождества, когда она заходила в общежитие вместе с Роджером, и сразу же пал жертвой ее чар.
– Надеюсь! Может быть, летом. Спасибо, Мартин!
Роджер пошел к лестнице, убрав письма в рукав мантии. При мысли о лете его охватили волнение и радость. Брианна обещала приехать в июле, но до июля еще четыре месяца; когда настроение падало, Роджер сомневался, что эти месяцы пролетят как четыре дня.
Роджер вынул письма из рукава и спрятал их во внутренний карман, поближе к сердцу. Брианна писала раз в несколько дней, у нее выходили то короткие записки, то целые романы, и каждое письмо рождало радость, которая тлела в груди до прихода следующего письма.
В те дни ее письма были наполнены чувствами: в каждой строчке сквозила теплая привязанность, каждое заканчивалось словами «С любовью», в каждом говорилось о том, как она скучает и как хочет быть с ним. Хотя, конечно, строки не пылали дикой страстью.
Возможно, это в порядке вещей: они знакомы довольно давно, и невозможно все это время изо дня в день строчить страстные послания.
Наверное, он просто вообразил себе, что Брианна держится в письмах несколько отстраненно. Зато без переборов – например, девушка его друга как-то состригла у себя лобковые волосы и отправила их в конверте вместе с письмом. Роджер больше ценил чувства, а не эксцентричные выходки.
Он откусил от сэндвича и, пережевывая, задумался о последней статье, которую показала ему Фиона. Она вышла замуж и теперь считала себя экспертом в вопросах любви и брака. По-сестрински интересуясь делами Роджера на любовном фронте, она собирала вырезки с советами из женских
