– Попробуй.
Я удивленно смотрела на него.
– Ты умеешь вязать?
– Конечно, умею, – удивился Джейми в свою очередь. – Меня научили обращаться со спицами лет в семь. А в твое время что, детей этому больше не учат?
– Ну-у, – смущенно протянула я, – девочек иногда учат, а мальчиков нет.
– Тут нет ничего сложного, саксоночка, обычное дело. Нужно сделать петлю большим пальцем, смотри…
Джейми с Иэном – оказалось, племянник тоже умел вязать и сильно потешался, обнаружив, что я не умею, – обучили меня немного вязать и даже вышивать. Между взрывами необузданного веселья, вызванными моими неумелыми попытками, они рассказали, что в Шотландии всех мальчиков обязательно учат вязанию – это полезное занятие помогает скоротать время, пока пасешь овец или коров.
– Конечно, когда мальчик превращается в мужчину, женится и у него появляется сын, которому поручают пасти овец, он больше не вяжет себе чулки сам, – проговорил Иэн, ловко вывернув пятку на чулке, – но даже самые маленькие ребятишки умеют вязать.
Я осмотрела мою текущую работу – около десяти дюймов шерстяной вязки, комком лежавшей на дне корзины. Для меня вязание так и осталось упорной борьбой с узловатой ниткой и выскальзывающими из рук спицами, а не размеренным успокаивающим занятием, как для Джейми и Иэна. Вечерами, когда они располагались с вязаньем у огня, спицы мерно постукивали у них в руках, совсем как поленья в очаге.
Не сегодня, подумала я. Сегодня я не смогу. Сегодня стоит заняться чем-то таким, что не требует особого напряжения, например смотать пряжу в клубок. Я отложила в сторону пару полосатых чулок, что вязал себе Джейми, и вынула спутанный ком голубой пряжи, все еще пахнувшей краской.
Обычно мне нравится запах свежей пряжи – едва уловимый дух овечьей шерсти, резкий запах синей краски и уксуса, которым усаживали пряжу, – однако сегодня он показался удушливым в сочетании с дымом от огня и плавящимся свечным воском, а еще с запахами нездоровых тел, пропахших потом простыней и испражнений из ночной вазы. Дух в хижине стоял похлеще чем в конюшне.
Я бросила запутанный клубок на колени и на минутку прикрыла глаза. Больше всего на свете хотелось раздеться и обтереть тело влажной губкой, а потом обнаженной скользнуть на льняные простыни и улечься так, чтобы свежий воздух из открытого окна ласкал лоб и щеки, пока я засыпаю.
Увы, в одной постели лежал потный англичанин, а в другой – огромный пес, не говоря уже о больном подростке, которому предстояла тяжелая ночь. Простыни были давно не стираны, а когда появится возможность их постирать, уйдет целый день, придется трудиться до ломоты в спине – сначала прокипятить, затем постирать, отжать и развесить. На эту ночь, если мне удастся поспать, моей постелью станет расстеленный килт и мешок, набитый овечьей шерстью.
Работать сиделкой непросто, и я жутко устала; в особо тяжелые минуты хотелось, чтобы все они куда-нибудь исчезли… Я открыла глаза, с досадой глядя на лорда Джона. Он лежал на спине, подложив руку под голову, и мрачно пялился в потолок. Если мне не показалось из-за игры теней, на его лице лежала печать глубокого горя.
Я тут же ощутила укол совести. Что за скверный у меня характер. Меня раздражало, что лорд Джон внезапно вмешался в нашу жизнь, а теперь еще и ухаживать за ним, раз он заболел. Мне было не по себе от его присутствия, не говоря уже о Билли. Впрочем, скоро все пройдет. Они уедут, Джейми вернется домой, Иэн поправится. Ко мне вернутся мир, покой и чистые простыни. А вот то несчастье, что постигло лорда Джона, уже никуда не денется. Грей потерял жену, как бы он к ней ни относился. Ему понадобилось недюжинное мужество, чтобы привезти сюда Билли, а затем услать его вместе с Джейми. И я не думаю, что чертов засранец рассчитывал подхватить корь.
Я отложила шерсть в сторону и поднялась, чтобы поставить чайник. Чашечка крепкого чая сейчас как нельзя кстати. Выпрямившись, я обнаружила, что лорд Джон смотрит на меня. Мои передвижения отвлекли его от тяжелых раздумий.
– Хотите чаю? – спросила я, отводя глаза. Стыдно было встречаться с ним взглядом после гадких мыслей, что крутились в моей голове.
Он слабо улыбнулся и кивнул.
– Спасибо, миссис Фрейзер.
Я достала из буфета коробку с чаем и чашки с ложками. Подумав, потянулась за сахарницей. Черная патока сегодня не годится.
Когда чай заварился, я присела на край кровати. Мы прихлебывали напиток в молчании; между нами возникло напряжение и какая-то неловкость.
– Простите, лорд Джон, я хотела сказать, что очень вам сочувствую; потерять супругу, должно быть, непросто. – Фраза получилась слишком церемонной.
Он слегка удивился, затем кивнул, заметив, что говорю я больше из вежливости.
– Какое совпадение, что вы упомянули об этом. Я как раз думал о ней.
Я привыкла к тому, что, глядя на мою физиономию, люди тут же угадывают, что у меня на уме. Приятно было, что и я могу прочесть чужие мысли.
– Вы очень скучаете? – спросила я, тут же смутившись.
Однако лорд Джон счел мой вопрос вполне естественным. Мне даже показалось, что он спрашивал сам себя о том же, настолько быстро прозвучал его ответ.
