– Знаю, – ответил он.
– В самом деле?
Какое-то время с его стороны не доносилось ни звука.
– Я знаю его достаточно – я так думаю, – чтобы отпустить с ним Уильяма. И я уверен, что он не откроет мальчику правду.
Я ссыпала желто-зеленый порошок на маленький квадратик из марли и завязала его в мешочек.
– Вы правы, он не откроет.
– А вы?
Я удивленно посмотрела на него.
– Вы действительно считаете, что я могу так поступить?
Лорд Джон внимательно посмотрел на меня и улыбнулся.
– Нет, – тихо ответил он. – Спасибо.
Я фыркнула и опустила мешочек с травами в чайник, затем вновь вернулась к окаянной шерсти.
– С вашей стороны очень великодушно было отправить Билли вместе с Джейми одних. Очень смело, – нехотя добавила я.
Я подняла глаза. Лорд Джон смотрел на темную шкуру, которой было занавешено окно, словно мог видеть сквозь нее, как две фигуры – одна побольше, другая поменьше – едут верхом через лес.
– Много лет назад Джейми уже держал в руках мою жизнь, – тихо произнес лорд Джон. – Я полностью доверяю ему Уильяма.
– А если Билли помнит конюха по имени Маккензи куда лучше, чем вам кажется? А если он внимательно посмотрит на Джейми, а потом на себя?
– Двенадцатилетних мальчиков не слишком занимают воспоминания, – сухо сказал лорд Джон, – к тому же вряд ли мальчик, который всю свою жизнь полагал, что является наследником графа Элсмира, вдруг решит, что он незаконнорожденный сын шотландского конюха. Даже если такая мысль вдруг закрадется ему в голову, надолго она там не задержится.
Я молча сматывала шерсть, глядя на пламя. Иэн закашлялся, однако не проснулся. Пес свернулся серым комком в ногах хозяина.
Я перемотала второй клубок пряжи и принялась за следующий. Когда закончу, настойка будет готова. Если не понадоблюсь Иэну, лягу спать.
Лорд Джон смотрел вверх на закопченные балки, но видел нечто совсем иное.
– Я говорил вам, что у меня были чувства по отношению к моей жене, – тихо начал он, – и они были. Близость. Дружба. Преданность. Мы были знакомы всю жизнь; наши отцы дружили, я знал ее брата. Она была мне как сестра.
– А ее это устраивало? Быть вам как сестра?
Он посмотрел на меня одновременно и раздраженно, и заинтересованно.
– Жить с вами, должно быть, нелегко… Да, полагаю, что ее все устраивало. По меньшей мере она никогда не выражала неудовольствия.
Я лишь глубоко вздохнула. Лорду Джону стало не по себе, он поскреб шею.
– Я был ей мужем в общепринятом смысле, – посчитал он нужным оправдаться. – То, что у нас не случилось собственных детей, не моя…
– Стоит ли мне об этом знать?
– Не интересно? – Он говорил по-прежнему тихо, однако лоск дипломатичной любезности слетел; голос прозвучал достаточно зло. – Вы спросили, зачем я приехал, что у меня на уме, обвинили меня в ревности. Похоже, вы не хотите знать правду, потому что она помешает вам думать обо мне так, как вам хочется.
– Откуда вы, черт возьми, знаете, что мне хочется о вас думать?
Рот лорда Джона искривился в усмешке.
– А вы считаете, что не знаю?
Я посмотрела ему в глаза, не желая что-либо скрывать.
– Вы сказали о ревности, – тихо произнес он спустя минуту.
– Да. Вы тоже.
Он отвернулся и, помолчав, продолжил:
– Когда я узнал, что Изабель мертва… я ничего не почувствовал. Мы жили вместе много лет, хотя и не виделись в последние два года. Мы делили постель; делили жизнь. Я должен был что-то чувствовать, тем не менее…
Он глубоко вздохнул. Я видела, как взметнулись простыни.
– Вы говорили о великодушии, но это не то… Я приехал, чтобы узнать, могу ли я еще хоть что-то чувствовать… – Лорд Джон лежал отвернувшись и глядя в полуоткрытое окно, за которым темнела ночь. – Мне нужно знать, умерли мои чувства или всего лишь Изабель.
– Всего лишь Изабель? – повторила я.
– По крайней мере, стыд я еще чувствую, – наконец прошелестел он едва слышно.
Судя по темноте за окном, была глубокая ночь, огонь почти угас, и ломота в костях говорила, что мне давно бы пора лечь в постель.