женщин…
После долгой прогулки с Джемми у меня ныли ноги, шея и плечи. Сон, однако, не шел, я не могла отключиться от внешнего мира, отгородиться от него глухими ставнями.
– Помнишь все, что ты сегодня делал?
Порой по ночам мы затевали игру: припоминали во всех подробностях, чем занимались, что видели или слышали… Практически вели устный дневник – а заодно лучше узнавали друг друга. Мне нравились отчеты Джейми, но сегодня он был не в настроении.
– Только как мы закрыли дверь этой спальни. – Он дружески ущипнул меня за ягодицу. – Зато, что было после, – во всех подробностях.
– Это я тоже хорошо помню, – заверила я и пощекотала пальцами ног его ступни.
Больше мы не разговаривали. Звуки внизу утихли, понемногу сменяясь разнокалиберным храпом. Я старалась уснуть; невзирая на усталость, ничего не выходило. Перед глазами то и дело вспыхивали разные сцены сегодняшнего дня. Миссис Баг с метлой, Герхард Мюллер в грязных сапогах, общипанный виноград, клубок квашеной капусты, круглая розовая попка Джемми, десятки Чишолмов, носящихся по дому… Пытаясь выбросить из головы лишние мысли, я принялась составлять список необходимых лекарств.
Однако стало еще хуже: вскоре сон и вовсе меня покинул, когда я представила, как мой медицинский кабинет разносят ко всем чертям, Бри, Марсали и дети подхватывают странную заразу, а миссис Баг затевает кровавый бунт…
Джейми лежал на спине, сложив на животе руки, будто фигура на надгробии. Глаза у него были закрыты, но во сне он хмурился и шевелил губами, словно спорил сам с собой.
– Ты так громко думаешь, что даже мне слышно, – улыбнулась я. – Или ты считаешь овец?
Он сразу же распахнул глаза и грустно усмехнулся.
– Вообще-то свиней. Причем в углу постоянно маячит белая тварь…
Я рассмеялась, положила голову ему на плечо и глубоко вздохнула.
– Нам и правда стоит поспать, Джейми. Я так устала, что даже кости ноют, а ты ведь встал гораздо раньше.
– Угу…
Он обнял меня, укладывая поудобнее.
– Этот крест… От него дом не загорится? – вспомнила я еще один повод для тревоги.
– Нет. Он уже давно прогорел.
Огонь в очаге потрескивал на ложе пылающих углей. Я перевернулась, глядя на пламя.
– Перед тем как пожениться, мы с Фрэнком беседовали с одним священником. Тот советовал на ночь брать в постель четки. Фрэнк так и не понял зачем: то ли вместо снотворного, то ли чтобы предохраняться от беременности.
Джейми задрожал от беззвучного смеха.
– Если хочешь, саксоночка, можно попробовать. Но считать количество «Аве Марий» будешь ты, а то у меня левая рука вконец отекла, потому что ты на ней лежишь.
Я подвинулась, высвобождая многострадальную конечность.
– «Аве Мария» не годится. Надо что-то другое. Ты знаешь какую-нибудь молитву для сна?
– О, полно. Дай-ка подумать, – сказал Джейми, сгибая и разгибая пальцы, чтобы разогнать кровь. В полумраке комнаты казалось, что он подманивает форель.
В доме было тихо, только поскрипывали половицы и стонали стены.
– Вот, например, – наконец сказал Джейми. – Я ее почти забыл. Отец научил незадолго до смерти. Вдруг, мол, когда-нибудь пригодится.
Он лег поудобнее, пристроил подбородок у меня на плече и хрипло заговорил прямо на ухо:
Теперь Джейми обращался уже не ко мне, хотя и обнимал за талию.
Он замолк. Я тихо вздохнула.
– Мне нравится. Особенно выражение: «ангелы лелеют их покой»… Когда Бри была маленькой, мы укладывали ее спать с молитвой, обращенной к ангелам:
Джейми не ответил. Головня в очаге с тихим треском рассыпалась в золу, на мгновение озарив комнату искрами.
Чуть позже я проснулась оттого, что Джейми выбирался из кровати.
– Что такое? – сонно спросила я.
