Я поискала взглядом Лиззи – весело ли ей? Кажется, да; она сидела на тюке сена в окружении четырех или пяти нескладных парней.
– Это кто там самый высокий? Я его не узнаю, – спросила я Джейми, кивком указывая на незнакомца.
Он прищурился.
– А-а, Джейкоб Шнелл. Приехал из Салема с другом. Они с Мюллерами.
– Ясно.
Путь из Салема неблизок, около тридцати миль. Неужели такая долгая дорога – ради одного лишь праздника? Я огляделась в поисках Томми Мюллера (которого давно присмотрела в женихи Лиззи), но того что-то не было видно.
– И что ты знаешь об этом самом Шнелле?
Я придирчиво разглядывала парня. На год-два старше остальных, гарцующих перед Лиззи. Довольно высокий. Красавцем не назовешь, но симпатичный. Костистый, и уже сейчас намечается живот, который лет через десять вырастет в брюшко.
– Парня не знаю, знаком кое с кем из родственников. Семья достойная. Его отец, по-моему, сапожник.
Мы оба невольно уставились на ботинки Джейкоба Шнелла: не новые, но вполне приличные, с большими оловянными пряжками по немецкой моде.
Юного Шнелла, должно быть, выделяли среди прочих: он что-то шептал Лиззи на ухо, а она хмурила лоб, пытаясь в шуме разобрать слова, потом расхохоталась.
– Зря. – Джейми, чуть нахмурившись, покачал головой. – Он из лютеран, они не позволят парню жениться на католичке. А если и позволят, Джозеф не переживет разлуку с дочерью.
Отец Лиззи был глубоко к ней привязан; после долгого расставания с девочкой он больше никогда не отпустит ее так далеко.
– Он может поехать с ней.
Джейми неохотно кивнул.
– Не хотелось бы его терять. Впрочем, остается еще Арчи Баг…
Его прервал вопль: «Макдью!»
– Выходи,
Танцы ненадолго прервались, чтобы музыканты могли перевести дух и выпить. Мужчины тем временем решили посоревноваться в пляске с мечами, для которой нужна лишь волынка или барабан.
Поднялся шум, доносились подбадривания или язвительные выкрики. Очевидно, мастерством участники не отличались – последний джентльмен, например, споткнулся о палаш и рухнул на пол; его, багрового от смущения, поднимали друзья, отряхивая одежду от налипшего сена и осыпая взамен беззлобными насмешками.
– Макдью! Макдью! – не унимались Кенни и Мердо.
Джейми со смехом отмахнулся.
– Нет, я уже давно не танцевал…
– Мак-дью! Мак-дью! Мак-дью! – Кенни застучал в бойран, и толпа дружно принялась скандировать: – Мак-дью! Мак-дью! Мак-дью!
Джейми беспомощно уставился на меня, умоляя о спасении, но к нам уже шли Ронни Синклер и Бобби Сазерленд. Я со смехом попятилась; они схватили Джейми за руку и, не слушая протестов, поволокли в центр зала.
Его вытолкнули на свободное пространство, и толпа разразилась ревом аплодисментов. Видя, что особого выбора нет, Джейми собрался и расправил килт. Перехватив мой взгляд, притворно возвел глаза к небу и стал снимать жилет и ботинки. Ронни услужливо положил у его ног два скрещенных палаша.
Кенни негромко застучал в бойран. Толпа в ожидании застыла. Оставшись в одной лишь рубашке, килте и чулках, Джейми повернулся по часовой стрелке, кланяясь на все четыре стороны света. Потом встал над мечами и поднял руки.
Толпа оживленно захлопала, а Брианна сунула два пальца в рот и шумно засвистела, изрядно поразив окружающих ее людей.
Джейми с легкой насмешкой посмотрел на дочь, потом снова нашел взглядом меня. Хотя на его губах играла улыбка, в глазах отчего-то виднелась грусть. Бойран застучал быстрее.
Шотландский танец мечей исполнялся по трем поводам. Ради развлечения публики – как сейчас. Чтобы посоревноваться в удали – так было среди молодежи на Сборе. Но самое главное – как предзнаменование. Танец исполнялся перед боем, и от успеха танцора зависело, ждет ли войско победа. Молодые люди танцевали над скрещенными мечами в ночь перед Престоном и Фалкирком. А вот перед Каллоденом – нет. Тогда мы не нуждались в божественных знаках…
Джейми закрыл глаза, склонил голову, и бойран застучал мелкой частой дробью.
Он рассказывал мне, что в молодости нередко исполнял танец мечей: и ради веселья, и перед битвами в Шотландии и Франции. Старые солдаты всегда просили его станцевать: надеялись, что удаль молодого парня сулит им победу. Но то было в Старом Свете, целую вечность назад.
