Я ощущала тяжесть сосуда в руке и чувствовала сладковатый запах вина.
Пальцы на руках и ногах были ледяными, как и кончик носа. Это изменение тоже случилось очень резко. В следующую минуту я, быть может, начну страдать от жара, взмокну и разрумянюсь. Но сейчас мне было холодно, и я поежилась от влажного ветра, дующего из окна.
Запах вина был достаточно сильным, чтобы произвести эффект даже на мои онемевшие рецепторы. Его сладость успокаивала нервы и желудок. Первую кружку я выпила быстро и тут же налила вторую, отчаянно желая отделить себя от реальности завесой легкого забытья.
Джейми пил медленнее, но наполнил свою кружку вместе со мной. Обитый кедром сундук нагрелся от огня и начал источать приятный знакомый аромат. Джейми поглядывал на меня время от времени, но ничего не говорил. Молчание между нами точно не было неловким, но в нем ощущалось напряжение.
Я знала, что нужно что-то сказать. Но что? Маленькими глотками я допивала вторую кружку, терзая свой мозг. Наконец я протянула руку и прикоснулась к его носу там, где тонкая линия давно зажившего перелома оставила белый след на коже.
– Знаешь, – произнесла я, – ты никогда не рассказывал мне, как сломал нос. Кто это сделал?
– Ах, это? Никто. – Он улыбнулся, немного смущенно трогая шрам. – Мне повезло, что перелом оказался такой ровный, тогда я не придал этому никакого значения.
– Надо думать. Ты сказал…
Я прервалась, внезапно вспомнив его давние слова. Когда я снова нашла его в типографии в Эдинбурге, я спросила, когда он сломал нос. Он ответил: «Примерно через три минуты после того, как видел тебя в последний раз, саксоночка». Накануне Каллодена, тогда, на том скалистом шотландском холме, чуть ниже круга стоящих камней.
– Извини, – сказала я чуть тише. – Ты, наверное, не хочешь думать об этом, да?
Он завладел моей свободной рукой, сжал ее и посмотрел на меня.
– Ты можешь узнать все, – сказал Джейми. Его голос был очень тихим, но он встретил мой взгляд прямо. – Все, что угодно. Все, что когда-либо происходило со мной. Если тебе это нужно, если это поможет тебе, я пройду через это снова.
– Господи, Джейми, – произнесла я мягко. – Нет, мне не нужно этого знать. Все, что я хочу знать, так это то, что ты покончил с этим. Что ты в порядке… Но… – я замялась. – Расскажу ли я тебе?
Я имела в виду, расскажу ли я о том, что делали со мной. И он знал это. На секунду Джейми отвел глаза, хотя продолжал держать мою руку в своих ладонях, баюкая ее и касаясь пальцами разбитых костяшек.
– А ты должна?
– Думаю, да. Когда-нибудь. Но не сейчас, если только ты… не хочешь услышать все. – Я сглотнула, – перед тем, как…
Он осторожно покачал головой, по-прежнему не глядя на меня.
– Не сейчас, – прошептал он. – Не сейчас.
Я отняла свою руку и допила вино из кружки, густое, резкое, теплое, с привкусом виноградных шкурок. Меня перестало кидать из жара в холод, теперь я ощущала только спокойное тепло и была за это благодарна.
– Твой нос, – сказала я и налила еще вина. – Расскажи мне об этом. Пожалуйста.
Он слегка передернул плечами.
– Ай, что ж. Там были два английских солдата, очевидно, проводили разведку в округе. Думаю, они не ожидали там кого-то найти – у обоих мушкеты были не заряжены, иначе я не остался бы в живых.
Он говорил довольно бесстрастно. Меня пробрала легкая дрожь, но не от холода.
– Они заметили меня, а потом один из них заметил тебя наверху. Он закричал и бросился в твою сторону, но я сбил его с ног. Мне было все равно, что произойдет, главное, чтобы ты оказалась в безопасности, поэтому я просто кинулся на него и воткнул дирк ему в бок. Но случайно попал в коробку с патронами, лезвие застряло и… – он криво усмехнулся. – Пока я пытался его вытащить и попутно не умереть, подоспел его дружок и двинул мушкетом мне по лицу.
Свободная рука Джейми напряглась, сжимая воображаемую рукоятку. Я вздрогнула, теперь слишком хорошо понимая, на что похоже это ощущение. От его рассказа мой нос запульсировал. Я фыркнула, осторожно потерла его тыльной стороной ладони и налила еще вина.
– Как ты выбрался?
– Я отнял у него мушкет и забил их обоих до смерти.
Он говорил спокойно, почти бесцветно, но был в его голосе какой-то странный обертон, который заставлял мой желудок пугливо сжиматься. Воспоминание о каплях крови, блестящих на его руке в рассветных лучах, было слишком свежим. И слишком свежим был этот обертон… Что в нем звучало? Удовлетворение?
Внезапно я стала слишком беспокойной, чтобы усидеть на месте. Еще секунду назад мои кости, казалось, плавились от усталости, а теперь мне хотелось двигаться. Я встала и облокотилась на подоконник. Надвигалась буря: холодный ветер сдувал с лица недавно вымытые волосы, вдалеке сверкали
