Когда он ушел, дождь уже прекратился и серые тучи начали расходиться, обнажая пятна бледно-голубого неба. Роджер остановился на повороте крутой грязной тропы, чтобы полюбоваться радугой, – идеальной, раскинувшейся на все небо: чуть смазанные краски тонули в темной влажной зелени на противоположном склоне.
Было тихо, если не считать непрестанно капающей с листьев воды и журчания ручейков, бегущих по каменистому ущелью рядом с тропой.
– Завет, – тихо произнес он вслух. – Что тогда обещано? Уж точно не горшок с золотом в конце пути. – Он покачал головой и продолжил путь, хватаясь за ветки и кусты, чтобы не сорваться вниз, ему не хотелось закончить свои дни, как Орем Маккаллум – грудой костей на дне оврага.
Он поговорит с Джейми, а еще с Томом Кристи и Хирамом Кромби. Они обсудят это между собой и возьмут ситуацию с продовольствием семьи Маккаллумов под контроль. Народ здесь не жадный, но кто-то должен попросить.
Он оглянулся назад через плечо: покосившийся дымоход был все еще виден из-за деревьев, но дым оттуда не шел. Она сказала, что они собирают достаточно дров, но влажной древесине нужно несколько дней, чтобы ее можно было разжечь. Им нужна поленница с навесом и нарубленные бревна такого размера, чтобы хватало на целый день, а не ветки и шишки, которые мог донести до дома Айдан.
Как будто материализовавшись из его мыслей, Айдан замаячил неподалеку. Повернувшись спиной к тропе, мальчик рыбачил, сидя на корточках на камне у небольшого озера примерно в тридцати футах вниз по склону. Его лопатки торчали сквозь изношенную рубашку, словно крошечные ангельские крылышки.
Шум воды заглушал шаги Роджера, пробиравшегося вниз по камням. Очень осторожно он обхватил тощую бледную шею, и костлявые плечи вздрогнули от удивления.
– Айдан, – сказал он. – На пару слов, если позволишь.
Вечером, в канун Дня Всех Святых, темнота опустилась быстро. Мы легли спать под звуки завывающего ветра и барабанную дробь дождя. Мы проснулись на следующий день, День всех святых, укрытые белизной, окруженные большими мягкими хлопьями снега, которые все падали и падали с неба в абсолютной тишине. Не бывает более безмятежного спокойствия, чем то, что скрыто в самом сердце вьюги.
Это то непрочное, редкое время, когда любимые мертвецы вновь возникают рядом. Мир оборачивается внутрь себя, и морозный воздух полнится снами и таинствами. Небо, прозрачно-холодное, чистое, усеянное мириадами сияющих и таких близких звезд, подергивается серо-розовой пеленой, которая укрывает землю, предвещая скорые снега.
Я достала из коробки одну из спичек Бри и зажгла ее, восхищаясь этой мгновенной вспышкой, затем наклонилась, чтобы положить огонек на щепки. Падал снег, пришла зима – время огня. Свечи и потрескивающий очаг – дивный текучий парадокс, в котором таится ограниченная, но так и не укрощенная потенция разрушения: ее держат на безопасном расстоянии, чтобы она могла греть и чаровать, но в этой домашней близости и уюте всегда живет угроза.
Запах печеных тыкв наполнял воздух сладостью. Отстояв зловещий ночной караул, их зубастые головы теперь исполняли свое мирное предназначение – превращались в пироги и компост, чтобы присоединиться к безмятежному земному сну до следующего пробуждения. Накануне я разрыхлила землю в своем саду и посеяла озимые, чтобы они набухали во сне, грезя о своем воскресении.
Пришло время, когда мы вновь падаем в мировую утробу и видим сны о тишине и снеге. Мы открываем глаза навстречу льду замерзших озер под убывающим лунным светом, навстречу холодному солнцу, которое бледно горит голубым меж закованных в лед ветвей, мы возвращаемся от суеты ежедневных трудов к пище и сказкам, к теплому очагу, горящему в темноте.
Вокруг огня, в этой темноте, в безопасности, всякая правда может быть рассказана и услышана.
Я натянула шерстяные чулки, толстые нижние юбки, самую теплую шаль и отправилась раздувать огонь на кухне. Я стояла, глядя на клубы пара, вырывающиеся из котла, и чувствовала, как обращаюсь внутрь себя. Мир уйдет, и мы исцелимся.
Глава 39
Я есмь воскресение
Стук в дверь разбудил Роджера перед самым рассветом. Брианна, лежащая рядом с ним, неразборчиво заворчала, что он по опыту истолковал следующим образом: если он сейчас же не встанет и не отопрет дверь, то она займется этим сама, но он, Роджер, об этом пожалеет, как и тот, кому не повезло оказаться с другой стороны двери.
Покорившись судьбе, он откинул одеяло и провел рукой по спутанным волосам. Холод обжег голые ноги, в воздухе висело дыхание снега.
