было тепло; еще я надеялся отыскать удобное место для сна.
Приблизившись, я увидел, что нашел приветливое местечко, если можно так выразиться посреди великого мрака; жерло оказалось всего лишь в несколько шагов шириной, его наполняло тусклое жидкое пламя, которое, побулькивая, выбрасывало язычки черного дыма. Я сел поближе к огню и положил Дискос на скалу возле руки.
Некоторое время усталость не позволяла мне шевельнуться; я не находил в себе отваги, чтобы поесть и попить; и наконец, вынудив себя повернуться к Могучей Пирамиде, увидел, что прошел значительный путь, но все-таки не сумел отойти далеко, что меня сразу и приободрило, и заставило приуныть. Громада Пирамиды была еще совсем рядом, и я, проделавший в тот день долгий и утомительный путь, был потрясен самим величием задачи, которая мне предстояла.
Но я думал об этом лишь краем сердца, потому что мне было приятно ощущать близость своего могучего Дома; я знал, что несчетные миллионы наблюдают из амбразур за моим отдыхом, однако не стал давать людям знаков, поскольку долгое прощание в пути ни к чему. И мне казалось весьма неудобным в такой близи от дома вести себя как подобает человеку, далекому от всех людей. Но я был рад тому, что дорогой Мастер над Монструваканами непременно время от времени глядит на меня через Великую Подзорную Трубу и может наблюдать за мной в любой момент.
Так я понял, что поступаю неразумно, проявляя нежелание есть перед глазами своего доброго друга, и потому открыл ранец и извлек из него три таблетки, которые разжевал и съел; они были приготовлены из питательной пищи, обработанной так, чтобы умещаться в небольшом объеме. Тем не менее, таблетки не наполняли живот, и я решил заполнить пустоту водой.
И для этого я вытряхнул из прочной трубки в небольшую чашку особый порошок; воздух произвел на эту мелкую пыль такое действие, что она зашипела, превращаясь в чистую воду; сперва странно было видеть, как это происходит, но потом я привык.
Итак, как вы видите, в небольшом ранце умещался запас еды и питья, которого должно было хватить мне на достаточно долгое время. Тем не менее, и чрево, и глотка мои еще не привыкли к подобной пище, хотя для тела ее было достаточно, чтобы от души возблагодарить Бога в той холодной и голодной земле.
Поев, я проверил, на месте ли прочий мой скарб, ибо кроме Дискоса и ранца с едой у меня был кисет со всякими нужными мелочами. Первым я извлек маленький компас, который получил от Мастера над Монструваканами, чтобы проверить его работу вне Великой Пирамиды, на просторах Ночного Края, когда отойду от Дома подальше. Если старинный принцип все еще обитал в этом устройстве, показывавшем теперь не на север, а на Пирамиду, оно могло помочь мне найти дорогу Домой из вечной тьмы, и таким образом вновь исполнить свое древнее назначение.
Весьма хитроумное устройство питал Земной Ток; приложив уйму стараний, Господин над Монструваканами изготовил его своими руками, по старинному образцу, хранившемуся в Большом Музее.
Я положил компас на землю, но прибор ничем не мог помочь мне, потому что стрелка его постоянно вращалась и дрожала; мне стало понятно, что я еще не отошел от области, на которую распространяется влияние Подземных Полей.
И я с радостью вспомнил о своем друге, подумав, что дорогой начальник Монструваканов вполне мог увидеть, что я испытал компас; ибо жерло в достаточной мере освещало окрестности. Но уверенности нельзя было испытывать; по собственному опыту я знал, что разные области Ночного Края иногда как бы затягивала дымка, в другое же время их было отчетливо видно. Понятно, что неровные и загадочные огни отбрасывали колеблющиеся тени, так что свет и тьма порой менялись своими местами. Кроме того, жерла извергали различное количество дыма; струи меняли величину, вырастали, опадали и жались к земле, мешая смотреть.
Потом я убрал компас в ранец и решил поспать. Однако следует заметить, что потом, оказавшись во многих днях пути от Могучей Пирамиды, я обнаружил, что она действительно привлекает к себе северный край стрелки компаса. Открытие это весьма обрадовало меня; и я подумал, что если вернусь, порадую им Мастера над Монструваканами, которого всегда интересовали самые разные вопросы, как и подобает праведному человеку.
В отношении же компаса скажу, что впоследствии сделал еще открытие, которое следовало бы упомянуть в должном месте, однако я — как всегда — боюсь позабыть.
Уже значительно удалившись от Редута, опасаясь и в самом деле потерять свой Великий Дом посреди Тьмы, я извлек чудесный прибор, чтобы найти утешение в стрелке, показывавшей назад. Тут я открыл в ночи новую Силу, ибо прибор не показывал более в сторону Великого Редута, но куда-то на запад. Тогда я понял, что из тьмы его притягивает какая-то далекая и великая сила, и не без детского удивления решил, что столкнулся с той самой Силой Севера, память о которой сохранили книги и мои сны. В этом не могло быть сомнений, однако кто не усомнился бы, что после истекшей вечности, древние силы еще властвовали над своим крохотным слугой. Я испытал миг откровения; ведь одно дело знать умом, другое — понимать сердцем.
Тем не менее, в душе моей гнездились сомнения, поскольку я вдруг понял, что подействовать на прибор могла притягательная сила Меньшего Редута. Словом, конец моего пути мог оказаться близок — если на него влияла сила Меньшего Редута.
Тем не менее, как я знаю теперь, причиной было притяжение севера. Пожалуй, я уделил слишком много внимания крохотной подробности — но лишь для того, чтобы показать вам настроение моего ума и познания того времени и народа.
Потом я заставил себя уснуть, а для этого, сняв с плеч плащ, закутался в него и лег возле огненного жерла.
Дискос, мой спутник и друг в долгом походе, лежал под рукой внутри плаща, и я испытывал удовольствие, ощущая оружие возле себя. А когда я лег — во мгновение, когда Душа засыпает, покоряясь дуновению сна, — ощутил вокруг себя трепетание. Сомнений не оставалось: за каждым моим движением следили многие миллионы, ощутившие волнение за мою безопасность, и оттого всколыхнувшие мир в порыве симпатии.
Конечно же я ощутил ее, и дремота немедленно превратилась в сон. Я сильно устал и крепко уснул, но последние мысли мои были обращены к той милой Деве, которую мне предстояло отыскать. Во сне я говорил с ней, ощутив удивительную радость, и все вокруг освещал не знакомый с печалью сказочный свет.
Сон мой был сладок и прекрасен, однако его вдруг нарушил громкий звук, я немедленно очнулся и услышал Зов, прорезавший ночь. Тихо и торопливо я набросил на плечи плащ, и взял свое удивительное оружие в руки. А потом я посмотрел на Пирамиду, надеясь прочесть послание — меня не стали бы предупреждать без великой необходимости; наверняка, какая-нибудь кошмарная тварь уже приближалась ко мне из ночи.
Я не мог уделить все внимание Великому Редуту, и в испуге огляделся вокруг, и только когда ничего не заметил, с беспокойством поднял взгляд вверх — в предельную тьму, на венчавший башню огонек Наблюдательной Башни; я пригибался к земле, сжимая в руках Дискос, оглядывался вокруг и ждал знака.
Тут на громадной высоте замерцали яркие короткие вспышки зеленого огня, мне шифром передавали, что имевшее облик огромного серого человека чудовище зачуяло меня в ночи и уже приближалось, прячась в низких моховых кустах за огненным жерлом, оставшимся позади меня. Мгновенно отреагировав, я нырнул в кусты и скрылся в них, чтобы тварь не застала меня врасплох.
Словом, передача еще не закончилась, а я уже сидел посреди куста, раздвинув ветви перед собой, взмокнув — на холоде — но ощущая при этом возвышенное волнение и жажду победы.
Едва я укрылся там, как из зарослей за жерлом появилось передвигавшееся ползком чудовищное создание, совершенно серое. Свет огненного жерла как будто бы смутил чудовище, оно приникло мордой к земле и принялось ее обнюхивать, словно бы стараясь разглядеть что-то за светом языков пламени. Впрочем, оно ничего не заметило, потому что немедленно повернуло назад в кусты, а потом вновь выползло к огненному жерлу — но в другом месте, — и так поступило еще шесть раз: трижды выныривая из кустов справа от меня и трижды слева… каждый раз опуская голову к земле, горбясь и самым мерзким образом выставляя челюсть.
Нетрудно понять, что повадки зверочеловека весьма смутили мою отвагу; мне все время казалось, что он обойдет меня со спины и набросится сзади из-за кустов; так непременно решил бы всякий на моем месте. Но спасению моему помог Слух.
Вынырнув из моховых зарослей в последний раз, тварь всем своим видом показывала, что оставила надежду отыскать меня. И я уже подумал так в своем сердце, но тут в моей душе заговорил голос Мастера над Монструваканами, предостерегавшего меня о том, что тварь обнаружила меня и теперь наверно заходит сзади — с другой стороны. Я поверил предупреждению, которое сопровождало Слово Власти.
Тут я мгновенно выпрыгнул из мохового куста и нырнул в соседний — старательно наблюдая вокруг себя и держа открытым духовный слух — Мастер также следил за происходящим.
Тут куст, росший позади того, в котором я только что находился, слегка шевельнулся; из него протянулась огромная лапа, схватившая мох на только что оставленной мною кочке. После руки показалась огромная серая башка, тут же уткнувшаяся носом в землю.
И я понял, что пора действовать, а потому прыгнул и нанес удар Дискосом; тварь повалилась набок, и дернулись над кустом серые ноги, но голова осталась лежать отдельно от тела.
Я отошел подальше от содрогавшейся туши. Дискос в моей руке пел и извергал пламя, словно был живым существом и знал, что убил великого и жуткого монстра.
Когда серый Человек умер, я перешел на противоположную сторону огненного жерла. Там я встал и воздел Дискос — вращавшийся и пламеневший, чтобы в Пирамиде узнали о моей победе над Зверочеловеком, ведь схватка произошла в тени и мои собратья, возможно, ничего не видели. Но Мастер Монструвакан не стал более разговаривать со мной, потому что этого не следовало делать кроме случаев, когда меня нужно было предупредить о верной опасности.
Как вы знаете из моего повествования, Ночной Край населяли силы, способные подслушать разговор между двумя людьми и понять его; а уже сказанного нами было достаточно, чтобы жизнь моя оказалась в опасности. Я успел успокоиться, понимая, что эфир трепещет от радости миллионов; ведь многие тысячи обитателей Великой Пирамиды следили за схваткой, и сердца их были полны искренней симпатии ко мне и естественного страха за мою жизнь; словом, я чувствовал себя в обществе друзей, что помогало прогнать волнение.
Спустя некоторое время я собрался с мыслями и, определив, сколько времени прошло, понял, что проспал семь часов. Тут я укорил себя в том, что спал слишком крепко — из-за отсутствия привычки и распорядка. Не следовало забывать про свои правила, и я решил в будущем подчиняться рассудку: есть и отдыхать через установленные интервалы.
Все еще укоряя себя, я обошел огненное жерло, чтобы взять свой плащ и прочие вещи. А потом повернулся к Великой Пирамиде и еще раз поглядел на ее крутой склон, исчезающий в безмерных черных глубинах неба, но не стал отдавать честь — чтобы не вызвать ненужных возмущений мирового эфира, которые бы могли возникнуть в подобном случае.
Повернувшись к ней спиной, я отправился в ночь — быстрым и осторожным шагом — не выпуская из руки Дискос и ощущая едва ли не любовь к странному и удивительному оружию, одним ударом сразившему гнусного Серого Человека. И я ощущал, что оно знает меня и при этом является моим другом.
