каждую косточку тела. Мне не хватало сил, даже чтобы жевать хлеб – слишком жесткий. Я стянула с нитки еще один сухофрукт и осторожно опустилась на коврик. Ощутила твердость земли и запах пожухлых листьев и сырой почвы, но через мгновение уже провалилась в сон.
Разбудило меня желание облегчиться. Высоко в небе висела половинка луны, озаряя серебристым светом кроны деревьев. Пение птиц сменилось шорохом ночных хищников и назойливым жужжанием насекомых. Сквозь щелки приоткрытых век я увидела съежившиеся силуэты спящих людей и настороженную, напряженную фигуру одного из гвардейцев. По моим подсчетам, время близилось к полуночи – я могла урвать еще как минимум четыре-пять часов драгоценного сна. Может, если лежать неподвижно, получится снова уснуть…
Не судьба. Я с трудом встала на колени, морщась от боли. Каждая мышца отчаянно протестовала. С тихим ворчанием я наконец поднялась на ноги и поковыляла к линии деревьев, заставив караульного оглянуться. Это был Юсо; в лунном свете его лицо с острыми чертами казалось высеченной на дереве гравюрой. За ним, уставившись в ночной небо, сидел еще кто-то. Судя по прямым плечам и бледной бритой голове – император. Наверное, его призраки вернулись.
Затекшие мышцы, длинная юбка и поход по нужде – не самое лучшее сочетание. Я так долго провозилась за деревом, что не сомневалась – Юсо уже отправился меня искать. И не удивилась, когда, едва шагнув обратно на поляну, встретила и его и императора.
– Я думал, ты заблудилась, леди Эона, – сказал капитан.
– Нет. Отошла совсем недалеко.
– Возвращайся на свой пост, капитан, – тихо велел император.
Юсо поклонился и направился к краю лагеря, и, только когда он вновь встал в караул, Киго произнес:
– Посиди со мной.
Я заморгала, удивленная приказом. Слышалась в нем какая-то безотлагательность. Император все же на меня разозлился?
– Конечно, ваше величество.
Он повел меня вдоль деревьев, подальше от спящих Виды и Солли.
– Здесь сойдет.
Император сел на землю, и я, сдерживая болезненные стоны, опустилась рядом и укутала ноги юбкой и подолом нижней рубахи. От ткани несло кислым запахом лошадиного пота и засохшей крови. Нужно было помыться, прежде чем ложиться спать.
– Знаешь, что говорил о тебе мой отец?
Император понизил голос до журчащего шепота, коим велись все приватные беседы при дворе. Не наклонись я так близко, то не расслышала бы его за неустанным стрекотом насекомых и плеском воды.
Стараясь скрыть изумление, я ответила столь же тихо:
– Нет, ваше величество.
– Ты поразила его в Павильоне мирского просвещения. Он сказал, что лорд Эон умеет смотреть с разных точек зрения и, хотя необучен, уже прирожденный стратег.
Я покраснела. Прирожденный стратег? Я мысленно рассмотрела комплимент со всех сторон, точно драгоценный камень. Если беспокойные попытки разобраться в чужих побуждениях можно назвать стратегией, то, наверное, небесный правитель был прав.
– Он не знал и половины, не так ли? – холодно спросил император. – Интересно, что бы он сказал о женщине-заклинателе?
Я вновь вспыхнула:
– Он говорил, что скрытная натура не всегда таит за собой зло.
– Да, я помню. Это из учения Ксю-Ри, повелителя войны. Все полководцы скрытны по природе. Неважно, какова суть, сила или слабость, добро или зло, нужно ее изучить, и тогда одержишь победу.
– Знай своего врага, – пробормотала я.
Киго удивленно округлил глаза:
– Откуда тебе известно учение Ксю-Ри? К его трактатам допускаются только правители и генералы.
– Даже рабы знают это изречение, – пояснила я. – Как же еще предугадать настроение хозяина или перехитрить вышестоящего слугу?
– Тогда скажи, что ты знаешь о нашем враге? – попросил император после недолгого молчания. – Что ты знаешь о моем дяде?
Я видела верховного лорда Сетона лишь однажды, на торжественной процессии, устроенной в его честь, – на процессии, во время которой мой бедный мастер был отравлен лордом Идо. Я попыталась отмахнуться от чудовищных воспоминаний о предсмертных судорогах учителя и сосредоточиться на образе Сетона. Он похож на своего брата, старого императора. Тот же широкий лоб, подбородок, рот. Только лицо Сетона отмечено сражениями – нос сломан и приплюснут, а щеку искажает шрам полумесяцем. Но что особо врезается в память, так это его голос: холодный, монотонный, без единой эмоции.
– Немного, – ответила я. – Верховный лорд и успешный полководец. Командир всех войск.
– И первый сын наложницы, как и я, – добавил император. – Мы с ним равны по рождению.
– Но императрица не приняла его как истинного первенца, а вас приняла. Вас признали, а Сетон так навсегда и остался лишь гаремным ребенком.
