Я улыбнулась:
– Спасибо, господин. Счастливого путешествия.
Господин Тозай кивнул, отсалютовал мне булочкой и влился в поток людей, заполнивший улицу. Когда его крупная фигура затерялась в толпе, мне на секунду показалось, что вместе с ним от меня опять ушли мои родители. Два неясных воспоминания уже поблекли, оставив за собой лишь образ похожей на мою улыбки и запах нагревшейся на солнце солоноватой кожи.
Глава 2
Когда я наконец добралась до ворот, что вели на кухню в доме учителя, прозвонил часовой колокол. Ирса, одна из рабынь, стояла у двери и болтала со слугой мельника. Она рассмеялась, уперев руки в бока, чтобы подчеркнуть свои внушительные формы. Молодой парень, стоявший перед ней, поудобнее перехватил большой мешок, висящий у него за плечом, и развернул плечи пошире. Тут Ирса заметила меня и быстро отступила обратно, укрывшись в тени дома. Кокетливые смешки сменились перешептываниями и сплетнями. Слуга мельника обернулся и уставился на меня, скрещивая пальцы в жесте, защищающем от зла. Я отвернулась и принялась нарочито долго возиться с засовом на воротах. Лучше подождать, пока они с Ирсой не уйдут в кладовую. Когда двор опустел, я медленно прошла на кухню.
Лон, садовник, стоял на земле на коленях и чинил низкую бамбуковую изгородь, окружавшую Сад солнца. Я кивнула ему на ходу, и он помахал мне в ответ грязной рукой. Лон держался особняком, однако всегда вежливо приветствовал меня и даже улыбался Чарту-грязнуле. Увы, мало кто из прочих слуг был столь же добр с нами. Наш небольшой дом разделился на тех, кто верил, будто калека способен стать заклинателем, и тех, кто считал меня жалким ничтожеством. Все слуги знали, что денег у учителя осталось в обрез и на нового ученика их уже не хватит. Если завтра я не стану учеником заклинателя и не обеспечу в будущем хозяину дома двадцатипроцентную долю от всех своих доходов, он в скором времени разорится.
Дверь на кухню была открыта, и я перешагнула высокий порог, который не давал злым духам проникнуть в дом. Меня тут же окутал густой жар, источаемый двумя огромными печами. Тут пахло соусом из кислых слив и запеченной в соли рыбой, вечерней трапезой учителя. Куно, повар, отвлекся от нарезания сельдерея и глянул на меня:
– А, это ты? – С этими словами он вернулся к работе. – Хозяин уже приказал приготовить тебе кашу. – Куно кивком указал на небольшой горшочек, висящий над огнем. – Не вини меня за вкус, когда станешь есть. Все согласно инструкциям.
Моя вечерняя пища. В ходе ритуала очищения мне позволено было съесть лишь одну миску пшенной каши, а затем всю ночь провести в обращенных к предкам молитвах, взывая о помощи и наставлении. Несколько месяцев назад я спросила учителя, имеет ли значение то, что я не знаю своих предков. Минуту он внимательно смотрел на меня, а потом отвернулся и сказал: «Да, и большое». Учитель был очень осторожен, он сказал, что мы должны даже в мелочах следовать традициям заклинателей, чтобы не привлечь излишнее внимание совета. Мне оставалось лишь надеяться, что упомянутый старым Хуаном прецедент, когда ученик выполнил второй обратный порядок, действительно упомянут в исторических свитках. И что учитель успеет найти эту запись.
Скрипучий звук донесся из-за широкого деревянного разделочного стола, что стоял посреди комнаты: это Чарт звал меня со своей подстилки за печью.
– Он тебя ждал, – сообщил Куно. – Весь день у меня под ногами путался. – Он отрубил кончик сельдерея острым ножом. – Скажи ему, что я не слепой и видел, как он лазил за сыром. – Невзирая на то что Куно уже одиннадцать лет проработал с Чартом на одной кухне, повар все равно никогда не говорил с парнишкой напрямую и даже не смотрел на него. Дурная примета.
Я обошла деревянный стол и, опираясь на его край, опустилась на каменный пол рядом с Чартом. Парнишка постучал худым, похожим на птичий пальцем по моему колену и медленно улыбнулся изуродованным ртом.
– Ты правда раздобыл сыра? – тихо спросила я, перемещая вес с больного бедра.
Чарт яростно закивал и раскрыл ладонь, чтобы показать мне грязную сырную корку. Мышцы его горла напряглись, и парнишка попытался заговорить. Я вслушалась в издаваемые им натужные долгие звуки.
– Д… для… кры… сы. – Он вложил корку мне в руку.
– Спасибо, – поблагодарила я, убирая подарок в карман.
Чарт всегда давал мне пищу, которую находил. Или воровал. Он верил, что, если я накормлю большую серую крысу, что жила за кладовой, где я спала, Дракон-крыса отплатит за доброту и выберет меня. Я сомневалась, что столь величественное создание обратит внимание на подобные мелочи, но все равно давала крысе объедки.
Откуда-то из-за спины Чарт вытащил большой ломоть свежего пышного хлеба, покрытого пылью. Хлеба учителя. Я глянула на Куно: повар все еще возился с сельдереем. Я передвинулась вправо, закрывая Чарта, зажавшего в руке хлеб, своим телом.
– Где ты его взял? Куно тебя выпорет, – прошептала я.
– Для… тебя… сегодня только каша… завтра быть голодным. – Он уронил хлеб мне на колено.
Я благодарно кивнула и сунула хлеб к сыру:
– Думаю, в этом вся суть. Чтобы мы были голодными.
