лекций, который остальным читают три месяца; вторые полдня они будут устраивать вам экзамены по пройденному материалу. И не дай Бог, они вас забракуют, — пригрозил Зимин, — рядовыми в пехоту отправлю!
Мы были настолько уставшие, что не стали ни возражать, ни возмущаться, а тупо потопали в душ. После мытья усталость чуть спала, но начали болеть отбитые инструкторами части организма. У меня левая рука была одним сплошным синяком от бесконечных блоков и сильно ныло левое бедро, которое Чен пару раз все-таки пробил лоу-киком. Остальное болело не так сильно и, в основном, в районе ребер. Ребра мне намял Иваныч. У Марси дело обстояло хуже. Удары он почти не блокировал, не считал нужным, поэтому Чен отбил ему обе ноги и ребра слева. Марся двигался медленно, все время поминая каратиста недобрым словом. В столовую мы пришкрябали, когда все уже отужинали и дежурные заканчивали уборку. Несмотря на это, нас не только пустили и усадили за стол, но и принесли еду, хотя по правилам за ней ходили сами на раздачу.
— Ну, как вы, сынки? — голосом, полным сочувствия, спросил пожилой повар, присевший к нам за стол. Остальные или расположились по соседству, или курсировали в зоне слышимости.
— Спасибо, отец, мерзопакостно, — ответил я.
— Меня дядей Сережей зовут, — представился он. — А как вас звать, я и так знаю. Все знают, — и усмехнулся, после чего с жалостью переспросил: — Очень плохо?
— Меня, дядя Сережа, так в годы дурной молодости не дубасили, — пожаловался Марся, — а годы были очень дурные. Да, Санек?
Я кивнул, соглашаясь с другом.
— Сколько раз Чен вас вырубал? — поинтересовался сзади рыжий поваренок.
— Ни разу, — чуть удивленно ответил я. — А он мог это сделать? Ему разрешено?
— Инструкторам можно все, — ответил за подчиненного дядя Сережа и злым жестом показал, чтобы любопытный поваренок продолжал драить пол. — Последнего… как его… а! Богданова, Чен четыре раза укладывал, один раз даже врача приводили. А вы-то как не легли?!
— Мы слишком быстро бегаем, — отшутился Марся.
— Бегаете быстро… — протянул он. — От Чена не убежишь… Не зря, значит, Святогор на вас обзарился. Вам же еще кафедральных и Черепа проходить?
— Завтра и послезавтра, — подтвердил я. — Можете чего про них рассказать?
— Пимень и Ившин — это заведующие двух местных кафедр. Полковники. Мужики классные, но как преподы — зверье. Преподают очень хорошо, но спрашивают еще лучше. Процентов тридцать отчисленных на их совести.
— А предшественник наш, Богданов, да? Как он их прошел?
— Со второго раза.
— Почему? — вяло поинтересовался Марсель. От плотного ужина его начало клонить в сон.
— Я ж вам говорил: Чен его четыре раза вырубал. Он на теории как зомби сидел. Одна оболочка без признаков ума. В первый день они и до середины лекций не дошли. А на второй день ничего, на троечку вытянул.
— А были случаи, кто не вытягивал? — спросил я.
— Как не быть, были! Я же сказал: до войны тридцать процентов по их милости вылетало. Но больше всех, конечно, Череп валит.
— А это кто такой? И почему Череп? — продолжал я пытать собеседника. Марся уже вовсю кемарил.
— Полковник Черепанов, психиатр, доктор медицинских наук, бывший сослуживец Зимина, как и Ольховский.
— Так из-за этого Зимин панибратствует с начальником?
— И из-за этого тоже. Они по молодости лет десять в одной группе ходили. Зимин у них за старшего был.
— А почему Ольховский генерал, а эти полканами бегают?
— Зимин воюет до сих пор, ему никто генерала не даст. Черепу звания до фонаря, он в профессоры метит, а Ольховский как после ранения из их группы ушел, так в преподы и подался. А там академия подошла, и сослуживцы бывшие помогли.
— Понятно. А что еще про Черепа скажете?
— Ну, что сказать… мужик он хороший, но со странностями. Хотя, при его профессии, любой странным станет. Года два назад у курсанта родители погибли в автокатастрофе, так он с горя чуть умом тронулся. Его уже списать хотели, но Череп не дал. Три недели с ним возился и вправил пацану «крышу». До войны он к нему приезжал, подарки привозил, капитан уже.
— А что он с нами делать-то будет? Нам и так уже все мозги перерыли.
— Он, говорят, гипнотизер! — подал голос все тот же рыжий поваренок, который, заслушавшись своего начальника, перестал тереть пол.
— Ты, дармоед, если работать не будешь, я тебя с кухни мигом прогоню, — рыкнул на него дядя Сережа. — Знал бы еще, что мелешь, бестолочь!
— Действительно гипнотизер?! — переспросил я.
— А черт его знает, — честно признался он. — Но к нему очень боятся попадать. Он, говорят, душу выворачивает.
— Как так?
