— И наконец, дорогие друзья, — заливался сладкоголосым соловьем Ивлев, — мы и пришли в расположение замечательных воинов, заступников Веры и Отечества, прошу любить и жаловать. — Он широким жестом окинул мое подвыпившее воинство. — Особая разведывательная группа «Урал»…
в подтверждении нашей особенности продолжал душевно выводить Булатка.
— …и их командир, капитан Трофимов, — не обращая внимания на неуставную песню, продолжил экскурсию Барон.
Увидав любимого командира, которого ожидали только к завтрашнему вечеру, тем более в сопровождении незнакомых мне священников, я подвис. Но быстро придя в себя, поправил бандану, встал, приложил «лапу к уху» и уже набрал воздух в грудь, чтобы рявкнуть «смирно!». Однако Барон опередил меня, жестом приказав мне молчать, а остальным оставаться на своих местах. Мы, как кролики на удава, уставились на Ивлева и сопровождающих его лиц в ожидании развязки. А из палатки неслось окончание песни:
Барон с удовольствием дослушал разухабистую песню и кивнул в знак согласия с последующей репликой Алексия:
— Маладца, татарин!! Давай мою любимую, про фонарики!!
Барон жестом попросил новоприбывших попов оставаться на месте и сохранять тишину, а сам в лучших традициях спецназа, очень быстро и бесшумно, переместился к входу палатки медиков, откуда послышалось пожелание Ильдара:
— Булатка, подожди, не играй. Я сейчас до ветра сбегаю, а потом продолжим.
Полог отодвинулся в сторону, и на улицу вышел Ильдар. Увидев Барона, он замер, ошалело похлопал глазами, протер их кулаками и уже собрался обратиться к стоящему перед ним генералу по всей форме, но Барон неуловимым движением дернул его к себе и закрыл ладонью ему рот.
— Только вякни… — шепотом пригрозил Ильдару Барон, не позволив предупредить собутыльников о приближающемся «северном пушном зверке повышенной упитанности», — на клизмы порежу…
Ильдар покорно замотал головой, давая понять генералу, что будет молчать. Ивлев убрал руку и шагнул в сторону.
— Ох, мать ети… — только и прошептал Ильдар, сам закрывая себе рот рукой, чтобы не заржать. Он увидел представителей конфессий, стоящих ошалевшим гуртом недалеко от них, сложил увиденное с положением дел в их палатке и приготовился к цирку. А Ивлев жестами подозвал попов к себе, жестами же попросил их сохранять тишину и вошел в палатку к врачам.
— Привет святому воинству! — поприветствовал он присутствующих и тут же добавил: — Сидеть всем!!! Куда ты ломанулся, святой отец? Тебе что, с прихожанином выпить сложно?!
— Здравия желаю, товарищ генерал-майор, — послышался офонаревший голос Зямы, — а мы тут…
— Плюшками балуемся, — закончил за него Барон.
— Так точно, — все еще находясь в оцепенении, ответил Зяма.
— Так и я бы плюшками побаловался. В компании попа и муллы еще ни разу квасить не доводилось, — сдал он с потрохами Алексия и Булатку невидимым для них «командирам».
— Вам спиртику плеснуть или самогону? — заискивающе поинтересовался Зяма.
— Спиртику, Зяма. Он полезнее вашей сивухи. А закусываете чем? Свининой!!! Хорошо живете, господа капелланы.
— Это не наше, — ожил, наконец, Алексий.
— А чьё? — продолжил допрос Барон.
— Это Зяме в госпитале дали.
— За вредность, — начал шутить отошедший от шока Зяма.
