старикан узнал о покупке яда? Откуда выведал о ведущихся приготовлениях? И когда эта старая сволочь успела изменить завещание? Ведь в последние дни Кардыш от своего босса старался и на час не отлучаться. В постель лично укладывал, чуть не с ложечки кормил, упреждал каждое желание и откликался на каждый жест.
«И вот она, благодарность?! – возмущалось его извращенное сознание. – Вот она – расплата за все мои деяния на благо корпорации?!. Или меня кто-то предал?.. Несомненно! Причем не только продавец яда, но и несколько этих ублюдков, которые сейчас сидят ниже воды и тише травы… Твари!..»
– Подлые ублюдочные твари! – Последние слова он и сам не заметил, как стал выкрикивать вслух. – Но я вас всех, всех достану! Хоть из тюрьмы, хоть с того света! Всех сгною! Денег у меня для этого хватит! А тебя, стерва… – он бессильно дернулся всем телом в сторону Яровой, но его надежно придержали охранники с присоединившимся к ним полицейским. – Тебя я в первую очередь достану! И ты пожалеешь, что на свет родилась!
Так его и увели, во главе группы арестованных: плюющегося, ругающегося низменными словами и сыплющего во все стороны угрозами. Вряд ли кто испугался этих угроз, скорей большинство недавних подчиненных с облегчением вздыхали вслед отравителю, но общее настроение праздника было окончательно испорчено.
Элла Витальевна призналась сидящему рядом с ней Жоре Шалавину:
– Неприятно, очень… Этот червяк совершил преступление и еще возмущается в справедливости грядущего наказания для себя. Нет чтобы уйти, сгорая от стыда и пряча глаза в пол, так он и дальше готов рвать глотки непослушным его воле… Как все-таки у нас в обществе много перекосов и искривленной морали.
За два дня Шалавин настолько освоился в центральном офисе, что вызывал порой раздражение даже у Яровой. Хоть и сделал массу полезного, выявляя бездельников и откровенных саботажников, своей деловитостью и деревенской непосредственностью никак не вписывался в местное общество. Обращался к Элле на «ты», лез с неуместными советами, да и по ухваткам получалось, что почувствовал он себя здесь страшно полезным, если не крайне необходимым.
Вот и сейчас на прозвучавшую откровенность он с апломбом заявил:
– Не расстраивайся ты так. А лучше сразу берись за дело: выгоняй трутней, назначай новых замов и начальников отделов – и пусть пашут. А сама вместе со мной поедешь в наше Заволжье. Отдохнешь там как минимум недельку, а то и две. А потом уже с новыми силами…
– Ты чего мелешь?! – зашипела на него Яровая, будучи уверена, что над ней нечаянный помощник издевается. – Какое, к бабаям, Заволжье?
– О-о! Как увидишь наши заповедные места, влюбишься навсегда! На рыбалке посидим, уху забацаем под водочку, грибов насобираем, нажарим, а уж как блаженно потом в палатке на природе соснешь. У-у!..
И тут же она поняла, что Шалавин говорит искренне, нисколько не сомневаясь, что уже через пару дней они отправятся на край света, возле безымянного поселка, где и будут жить в антисанитарных условиях дикого леса, с клещами и муравьями, падающими за шиворот. И ей стало немного не по себе. Или чуточку страшно?
Конечно, она могла уже давно вскочить с места и броситься разгребать кучу накопившихся проблем, рухнувших на ее плечи после оглашения завещания. Ведь только что она стала истинной владелицей огромного состояния, у нее в руках оказались нити от судеб сотен и сотен подчиненных. Одни только кадровые перестановки лишат сна и покоя в ближайшие сутки, и откладывать это дело нельзя ни на час.
Но… Это вот странное, мистически будоражащее «но»…
Шалавин появился возле нее чудом. Отдал ей ключи от центрального кабинета почившего босса, передал несколько писем, собственноручно написанным Никитой Трофимовичем. И с простотой необструганного полена принял должность главного ревизора по режиму. Но что самое дикое, справился с этим назначением великолепно. Потому что всего лишь за полтора рабочих дня довел всю родственную клику Кардыша до белого каления.
Что больше всего смущало Эллу Витальевну, так это конкретные строки письма Деда:
«…Жору береги, он нам очень нужен. Старайся к нему прислушиваться во всем. Ну и дальнейшие инструкции от меня ты получишь в последующих письмах. Они уже давно составлены и просто ждут своего часа. Верь мне, моя стремительная торпеда, и все будет хорошо!»
Еще в начале совместной работы Шенгаут назвал Яровую «стремительной торпедой», сносящей все препятствия, за неукротимость духа и удивительную целеустремленность. Об этом никто не мог знать, при посторонних это определение-прозвище никогда не звучало. Так что в подлинности писем это лишь убеждало дополнительно.
Но при чем здесь этот Жора? Как он оказался связан с Дедом? Почему именно этому простаку Никита Трофимович доверился полностью? Когда успел договориться? Где и когда они встречались?
Вопросы множились и драконили женское любопытство. Да и как руководитель, Элла прекрасно понимала, что во всей этой истории кроется слишком много таинственности, несуразности и той же мистики. Ведь никак не мог старик наплевательски отнестись к сведениям о яде. Будь у него такая информация при жизни, он бы этого подлого Федора сразу же упек на три метра в глубину самого прочного бетона. Были такие подозрения в его крутости и крайней безжалостности к врагам.
Тогда почему он так покорно ждал смерти? Почему не реагировал?
«При жизни… – припомнила Яровая только что мелькнувшее в рассуждениях словосочетание. – Хм! Можно подумать, что он своего убийцу вычислил
