горчичники, усек?!
— Я понимаю! Сапогу нужна заплатка, а не горчичник, да? Русский юмор? Я такого не слышал в Штатах!
— То-то же, понималка у него, видите ли, отросла! Ты с высшим пилотажем не выпендривайся, понял? А то плохим танцорам сам знаешь, что мешает! Я тебе причиндалы мигом оторву и глазом не моргну!
— Я хороший пилот, товарищ! Можете быть спокойны.
— А что так гудит?
— «Нотар» — система компенсации реактивного момента от несущего винта и управления вертолетом по рысканью, применяемая вместо рулевого винта! У нас, как вы, наверно, заметили, нет хвостового винта! А шум идет из сопел в хвостовой балке! Вентилятор не справляется — захлебывается!
Вертолет дал крен и едва не провалился в воздушную яму. Однако пилот сумел его выровнять.
Майор перевел дух, подумал и предупредил:
— Еще раз скажешь мне «товарищ» — дам в рыло, ферштейн[32]?
Сокольников закивал, опасливо покосившись на Шельгу своими выпученными глазами.
— А знаете, почему у вертолетов такие длинные лопасти несущего винта? — неожиданно спросил Шельгу летчик.
— Почему же?
— Чтобы пилоту жарко не было и ветром обдувало! — пошутил Сокольников и нервно засмеялся.
Василий покосился на него, но ничего не ответил. Потом надел шлем и далее продолжил общение с летчиком через встроенный в него микрофон и наушники:
— А выпить на борту реально нечего? Или как?
— Почему же… — Пилот потянулся рукой вниз, достал откуда-то бутылку и протянул майору. — Держите. Отличный виски.
Шельга открутил крышку, понюхал:
— Пахнет здорово… Початая бутылка. Не отравлюсь?
Сокольников забрал бутылку, сделал небольшой глоток прямо из горлышка и протянул виски обратно майору. На его лице отобразилось подобие дружеской улыбки и Шельге почему-то захотелось съездить летчику кулаком в ухо. Но майор проявил железную выдержку.
Василий не заставил себя долго ждать и ополовинил бутылку под удивленный взгляд пилота. Крякнул от удовольствия.
— Зачет тебе, авиатор, — немного подобрел он. — Сам-то чего в Штатах оказался? Пургу гнал на Советскую власть? Диссидент, поди?
— Нет, — спокойно ответил Сокольников. — Мои родители иммигранты. Я родился уже в Америке. Дед был коллаборационистом, служил то ли в полиции, то ли…
— Предателем родины он был, Лева, а не коллаборационистом, — перебил его Василий. — Выражайся не так ярко, а то по шее получишь. Мой дед таких сволочей, продавшихся за немецкие шоколадки и тушенку, стрелял без особых разбирательств.
— В Смерше служил, наверно?.. — Сокольников опасливо покосился на майора.
— Ага. — Шельга сделал еще один глоток виски и закрутил крышку на бутылке. — А отец твой чего натворил?
— Отец сидел за политические разногласия с властью большевиков.
— Еврей?
— Да что вы! Почему же сразу еврей?
— Любят они революции затевать и народ баламутить. Как медом для них Россия намазана. Талант у них врожденный не только к науке и торговле, но и к бунтарству.
— Тут я с вами могу не согласиться… — начал спорить Сокольников, но Шельга его перебил:
— Твоего согласия никто и не спрашивает. Болтун — находка для шпиона! Спорщик, впрочем, тоже… Закурить есть?
Пилот протянул ему серебряный портсигар со свастикой и орлом на крышке.
Шельга покрутил коробочку в руке:
— Нет, ну ты реальный фашист. Куда только твоя мать смотрела? Плохо вас в Штатах воспитывают. — И сунул портсигар в карман.
Сокольников пытался возмутиться, но Шельга буркнул:
— Курить бросай. Вредно это.
В этот момент вертолет перестало трясти. Сокольников забыл об утрате родовой реликвии, вмиг повеселев. Потянул рукоять мощности двигателей на себя, заставляя машину медленно набирать высоту.
— Порядок! — воскликнул летчик. — Куда курс держать?
— К станции Новолазоревская. Знаешь?
Пилот кивнул, но улыбка исчезла, восторга на лице не отобразилось.
Василий поднялся с кресла второго пилота и, согнувшись, направился в грузовую кабину.
