— Ловкач, — ухмыльнулся Франц, — так ты у меня всю тушенку выманишь. Твои друзья на складе уже две дюжины сапог сожрали и три ящика мыла, а вот ты, друг мой, свининкой балуешься. Чего смотришь? Я не ругаюсь. Кушай, кушай.
Малообщительный от природы Крюгер вел весьма замкнутый образ жизни и почти не отлучался из пятого сектора второго уровня, в котором находился карцер и вещевой склад. Он редко появлялся на других уровнях базы и не любил гостей. Комендант лично назначил его охранять этот сектор и, по просьбе Франца, не присылал никого на смену, зная его нетерпимый к людям характер и непогрешимую ответственность в работе. Крюгер принадлежал к той породе людей, на которых можно положиться: молчалив, педантичен и безжалостен — то, что и требовалось от надзирателя.
Крюгер облысел еще в двадцать пять лет. Невзрачный лысый парень девушкам не нравился, и потому Франц озлобился на весь мир. А теперь, когда стукнуло сорок восемь, он и сам походил на своего грызуна-любимца. Низкорослый, тучный, с большим толстым носом на хитрой физиономии и вкрадчивым взглядом всегда полузакрытых глаз, за которыми скрывались все мысли, надзиратель вызывал доверие лишь у коменданта и прирученной им крысы. Остальные считали его пройдохой и лицемером. Каковым, в сущности, он и являлся.
— К нам опять подсунули очередного недоумка, — продолжал Франц монолог с крысой. — Я-то уж позабочусь, чтобы сбить с него спесь. — Крюгер подбросил Сталину сухарь. — Господин штандартенфюрер лично просил вправить новенькому мозги. Сегодня на всю ночь свет оставил — пусть помучается.
Крыса похрустывала сухим хлебом и внимательно поглядывала на кормильца умными глазками. Надзирателю казалось, что она слушает его, и это доставляло ему удовольствие.
— Ничего, скоро и из его башки вся дурь выйдет! — В животе у Франца что-то забурлило, и он протяжно и громко выпустил газы. — Фу-ты черт! Проклятая фасоль! У меня от нее просто революция в животе… Не бойся, Сталин, это не отравляющие газы.
Но крыса видимо считала иначе: ей не понравился вонючий мотив звучащего зада кормильца. Она не доела сухарь и, принюхиваясь, подняла мордочку.
— Да, мой друг, — согласился надзиратель, поморщившись от собственной «газовой атаки». — Это неприятно, но держать газы в себе очень вредно для здоровья. Вот Германия, к примеру, что сделала? У нас было достаточно иприта и прочего ядовитого дерьма, чтобы залить им всю Россию! А что сделали мы? Кого боялись? Пожирателей пудингов или этих долбаных янки, воюющих только ради какой-нибудь выгоды?.. Чего ждали? Профукали момент и проиграли войну! Проиграли из-за кучки трусливых идиотов! Это правда — голая, жестокая, дружище. Эти трусливые америкашки и воевать-то не умеют как настоящие мужики. Все норовят исподтишка, сзади пристроиться… Если б не русский «Иван» — вот бы где у нас сидели! — Франц сжал мясистый кулак.
Крыса пристально смотрела на человека.
— А в Дрездене что натворили? Жуть! Не пожалели ни стариков, ни детей, проклятые убийцы! Немецкий народ им на колени не поставить! Мы не сдрейфим! Никогда! Ведь не зря же нас тут всех держат? Мы еще подсыплем им перцу в рождественскую индейку и гребаные пудинги! — Франц хлопнул ладонью по столу. — Ты чего не ешь, приятель?
Крыса повела себя как-то странно: засуетилась, покрутилась вокруг стола и выскользнула за дверь.
— Ты куда, Сталин?! — крикнул ей вдогонку Крюгер и подумал: «Наверное, «по-большому» приспичило. Ну и правильно, в дежурке гадить запрещено. До чего же умная бестия! Не зря тушенкой пузо набивает».
Надзиратель подошел к двери и выглянул в коридор.
Сталин куда-то убежал. Исчез.
«Как его позвать? Кис-кис? Звучит бредово и на редкость глупо. Как вообще можно позвать крысу?.. — Франц не нашел ответ на этот вопрос, в расстроенных чувствах захлопнул дверь, улегся на койку. — Нужно поспать. Второй час ночи, а я все еще на ногах. А Сталин вернется, обязательно вернется. Ему со мной хорошо и сытно…»
…Но этой ночью его усатый любимец не вернулся.
Когда Крюгер проснулся, то почувствовал неприятную тяжесть на груди и чье-то зловонное дыхание.
— Сталин, где тебя носило, приятель? От тебя жутко воня… — в полудреме пробормотал Франц, открыл глаза и запнулся на полуслове, когда увидел ЧТО сидит на его груди.
Больше надзиратель не успел сказать ни слова — острые клыки красноглазой твари сомкнулись на его шее, разорвали в клочья и превратили в булькающее кровавое месиво.
* * *
Ганс дрожал всем телом. Не от страха — от отчаяния.
Почему крысы затихли? Почему они здесь? Их так много… Чего ждут? Где этот чертов молчаливый ублюдок Франц?
