Кто-то сбесится, кто-то пойдет на поводу, кто-то услышит понятное и приятное, а итог один – весной китовники ринутся «возвращать» Южную Марагону. Да, скорее всего, их удастся отбить, но что в итоге останется от и без того не слишком большой армии? А ведь кесария, или как там ее теперь, не уймется! Марге со своей сворой будет раз за разом кидаться на Талиг, в котором собственной дряни тоже хватает. Допустить этого нельзя, значит, Бруно надо помочь, но для этого нужен повод, то есть смерть Глауберозе.
Если китовники по-подлому прикончат не просто парламентера, но любимого ветеранами генерала, друга покойного кесаря и доброго эсператиста, Южная армия в варитские объятия не бросится. Бруно это понимает, эйнрехтский умник, скорей всего, тоже. Фок Ило не хочет крови, ему нужны праздники с дружескими подначками, выпивкой, лестью и намеками на то, что старый Бруно продал победу фрошерам. Как бы вызывающе Глауберозе себя ни вел, эйнрехтцы его не тронут. Если будут в себе…
Подавшийся в разбойники капитан улыбался. Пока бергеры не отыскали награбленное, аконский епископ стерпел все выходки Ли, но присутствие Герарда превратило его в комок мерзкой ярости, не прошло и четверти часа. Как и капитана Оксхолла, который любезничал с Фельсенбургом, пока не появился ничем не примечательный адъютантик. Чтобы эйнрехтцы бросились на Глауберозе, с Глауберозе должен быть рэй Кальперадо, чтобы с Глауберозе был рэй Кальперадо, представитель Талига должен не просто заявить протест Бруно, он должен отправиться к фок Ило. С адъютантом.
Убийство парламентеров – безупречный довод, после этого только драка. У Бруно нет никакого союза с Талигом, есть подлецы, которых нужно немедленно наказать, а то, что этим же подлецам прямо сейчас мстит кто-то другой, так подлецы же! Подлецы, убийцы, выродки, белоглазые твари, против которых все средства хороши. Гибель мальчишки, которого ты учил и наконец научил, не спешиваясь, открывать ворота, это и есть средство. Победу делают из того, из чего можно, Рокэ делал, и ты сделаешь. Ты – командующий армией, а не адепт этого, как его, милосердия.
– Герард, – крикнул Эмиль, распахнув дверь, – зайди.
– Монсеньор, – адъютант щелкнул каблуками, но не улыбнулся. Неужели что-то почувствовал? – полковник фок Дахе пришел.
– Путь подождет. Садись, ты ведь чего-то хочешь? – Пусть сперва скажет, что ему нужно. Если это просьба, если Савиньяки, все четверо, в силах ее исполнить, она будет исполнена.
– Да, Монсеньор! Монсеньор… Вы ведь знаете, как на нас с Сэль… Первый маршал Талига говорил, что нельзя не делать то, что за тебя сделать некому. Вывести из себя бесноватых можем только мы с Сэль, но здесь ее нет, и она девушка. Мы с Арно и Приддом хотели на праздники пойти к Руперту, чтобы проверить, нет ли у Бруно бесноватых, но у фок Ило они точно есть. Нужно, чтобы люди Бруно поняли, кем стали их соотечественники, причем очень быстро. Руперт… фок Фельсенбург говорит, стоять и ждать нельзя, а мы должны дриксам заявить протест. Господин начальник штаба его уже написал, позвольте мне отвезти… Так, чтобы я поехал дальше, к фок Ило.
– Ты хочешь сказать, – чужим голосом уточнил Эмиль, – что берешься вывести эйнрехтских бесноватых из себя и вынудить их напасть на людей Бруно?
– Да, Монсеньор, иначе они могут сдержаться, а со мной у них не выйдет.
– Ты понимаешь, что это значит? Для тебя значит?
– Конечно. Если бы не вы и не Монсеньор Рокэ, меня бы убили еще в Октавианскую ночь вместе с мамой и остальными. Сейчас проще, ведь я пойду один… У меня было два очень хороших года. С Монсеньором Рокэ, потом с вами, я вам так благодарен… И… вы ведь меня отпустите?
– Нет!
– Но иначе может ничего не…
– Теньент Кальперадо! Я никуда вас не отпускаю. Я
Рокэ объяснил бы доходчивей, но он про эту кошачью совесть всё понял уже давно, а ты только сейчас.
– Монсеньор…
– Вам ясен приказ?
– Да.
– Очень хорошо, теперь пригласи фок Дахе. Что-то еще?
– «История Двадцатилетней войны»… Ее нужно вернуть Монсеньору Рокэ.
– Ты что, ее так и таскал с собой?!
– Я думал, эти знания мне понадобятся. Там так хорошо написано, особенно о маневрировании… Монсеньор, пожалуйста, не говорите, что вы позаботитесь о маме и Сэль. Это вы все равно сделаете.
– Сделаю, а ты все-таки безобразник. – Ли улыбается, и ты улыбайся! – Вспомнил о книге и забыл о Мирте. А я было решил, ты стал настоящим конником.
– Монсеньор! Мирта… Это же ваша лошадь, вы же ее…
