в пустоту, он видел кого-то еще, Ли – нет. Улыбку сменила удивленная настороженность, сынок Бертрама поднял руку, явно желая чего-то коснуться. Безуспешно, но, судя по изначальной радости, то, что обнаружил виконт, не являлось ни опасным, ни неприятным. Для очистки совести маршал попытался дернуть наследника Валмонов за адуанско-кэналлийский хвост, ожидаемо не преуспел и позволил себе, наконец, подойти к столу.
На бакранский алтарь Рокэ любовался на пару с Окделлом, в сегодняшнюю затею регент втравил Эпинэ и Салигана, хотя с маркиза, как и с Валме, сталось бы влезть в авантюру для собственного удовольствия. Раймон, о котором Ли, к своему стыду, напрочь забыл, выглядел сосредоточенным, Рокэ – слегка удивленным, Иноходец – счастливым, все они что-то видели, и вряд ли одно и то же.
Мать всерьез тревожилась за Эпинэ, а он не только выжил, но и отнюдь не походил на доходягу, живущего на одном лишь «надо». Узнать бы, с чего Иноходец улыбается? Видит свою любовь? Если так, алтари врут, причем нагло. Или не врут, а берут то, что есть в каждом, и выворачивают, а люди принимаются толковать. Трусы – трусливо, безалаберные – безалаберно, несчастные… Тут может быть по-всякому.
Подошел Валме, с явной досадой уселся напротив Алвы – похоже, хотел что-то рассказать, но не решался прерывать ритуал. Отшлифованная века назад поверхность красиво играла бликами факелов, тающий снег, как мог, помогал огню. Черное и белое, ночь и день, к которым примешали не то пламя, не то закат… Пляска сполохов завораживала, но не до такой же степени, чтобы ничего другого не видеть!
Мигают факелы, в алом и черном мелькает серебро. Отражение снега? Нет! Светящееся пятно медленно всплывает кверху, его обтекают, становясь прозрачными, огни. Валме зевает, Салиган, не глядя, что-то смахивает с плеча, Эпинэ трогает запястье, Рокэ склоняет голову к плечу. Молчат все четверо, а камень тает, сливаясь со снегом или облаками, в которых упрямо парят несколько алых звезд.
Серебряное марево поднимается над столом, тянется к потолку колонной света, но не расплывается, хоть его ничто и не держит. Это красиво и тревожно – вырастающий из сгорающей ночи день. Черное горит белым, черное тает и все равно сохраняет форму… Больше всего это похоже на пакостную шутку с книгами – кто-то вырезал дыру в форме стола, сквозь которую видна другая страница. На верхней – затопленный храм и четверка над… аркой, на нижней – что-то непонятное. Смерть? Дорога? Пустота? В бакранском алтаре Росио углядел Леворукого, Мэллит в живой аре видела своего подонка, а в мертвой – оскаленных каменных кошек. Ариго на Зимний Излом получил уходящего в облака всадника, Райнштайнер – горящие снега… Наверняка у всех было и что-то еще, только забылось.
Непонятное серебро наконец прорывается сквозь клубящиеся преграды. Оказывается, у него есть глаза, собственно, только глаза и есть. Черные, каменные, знакомые! Вдали что-то рокочет, пахнет прибитой пылью, как в начале летнего ливня. Пылью, дымом, полынью, кровью… Здесь, в лаикском подвале?! Но ведь призрачные прогулки крадут звуки и запахи. Давенпорт не слышал криков и грохота надорских камней, тебя в Олларии обошли вонь толпы и пороховая гарь, только
– Росио! – бессмысленно, но вдруг? – Росио, узнаёшь?
Не слышит, ты бы тоже не слышал, если б был там, с ними.
Как и когда Лионель понял, что может шагнуть в изменчивое нечто? Когда призрачное сердце разломилось, будто весенняя льдина? Когда на губах проступила полынная горечь? Когда Рокэ сощурился, а Салиган выпятил губу? Четверо были в Лаик, один – в Придде. Четверо ловили смутные отблески, один мог войти и рассмотреть, вот только возвращение представлялось не столь очевидным.
Не найдись Алва, Лионель бы повернулся и ушел. К лаикским воротам и дальше, в призрачные поля, и шагал бы, пока те не обернулись бы уютной комнаткой с зеркалом и захламленным столом. Не найдись Алва, маршал Савиньяк был бы обязан беречь себя до последнего…
Рука спокойно легла на рукоять кинжала – здесь оружие бесполезно, а на дымных дорогах? Если ветер пахнет кровью, значит, ее можно пролить! Отчего-то вспомнился святой Адриан, то есть Чезаре Марикьяре. Отчего-то? Адриан исчез, просто исчез для оставшихся, ты тоже можешь исчезнуть.
При регенте Ноймаринене рисковать собой можно лишь в крайнем случае, при регенте Алва проэмперадоры и маршалы, если дело того сто?ит, могут и умереть, хотя шаг в неизвестность еще не смерть. Нужно решать, причем быстро! Ты нужен здесь, тебя ждут. Ты должен знать, а те, кто ждет, должны жить!
Древний черный взгляд стал злей и безнадежней, туман рассыпался то ли снегом, то ли пеплом, в котором что-то еще светилось. Он может успеть, он должен успеть… Он успел.
Глава 6
Талиг. Акона
Талиг. Лаик
Летом «выехать под утро» означает встретить в начале дороги юное солнце, зимой свечи зажигают задолго до рассвета. Мэллит не могла знать, когда первородный Валентин поставит ногу в стремя, но сейчас полковник еще был в городе, и гоганни решилась прийти, спросить и сказать.
Девушка тепло и достойно оделась, повязала зеленую ленту из Франциск-Вельде и выглянула из своей комнаты – она не хотела лгать подруге, а
