щетину, в сравнении с ним даже юный Мэнни выглядел лохматым мужиком. Для человека, столь хорошо осведомленного о способах проникновения наночастиц в человеческий организм, Сойер иногда вел себя так, словно играл с судьбой в рулетку.
Кэм выдавил улыбку:
— Пошли греться.
Приятель бросил на него сердитый взгляд, потом посмотрел влево-вправо — не подслушивает ли кто.
Кэм не пытался догнать Сойера среди холодного лунного ландшафта. Не хватало еще ногу сломать. Да и говорить было не о чем — словами ничего не изменишь.
Сойер остановился перед дверью и поднял голову к небу. В вышине среди россыпи неподвижных звезд Кэм заметил белесую точку — спутник — и отвел взгляд.
Стены хижины напоминали толстое лоскутное одеяло. Всю работу выполнили с помощью молотков и двух бензопил лесной инспекции, других инструментов раздобыть не удалось. И все-таки домик выстоял под тяжестью снега и порывами ветра. Бортик вокруг дыры в крыше исправно предохранял очаг от осадков и выпускал наружу дым — если не весь, то хотя бы часть. Кэм целую неделю созерцал плоды групповых усилий с ревнивой гордостью, пока ее окончательно не подточило ощущение безысходного одиночества.
Когда они с Сойером ввалились в затхлую каморку, их встретили криками недовольства. Помещение шесть на три метра почти полностью занимали четыре широких лежака — плоские деревянные рамы, накрытые для мягкости одеялами. Между импровизированными кроватями на земляном полу едва умещались две ямы для хранения продовольствия, сложенный из камней очаг, груда дров, ночной горшок, фляги с водой, рюкзаки, незаконченная коробчатая ловушка для дичи и прочие снасти. В хижине ютились восемь немытых доходяг.
Эрин пробормотала «мне холодно», но Сойер прошел мимо, к огню, оставив ее на попечение товарища.
Кэм с удовольствием воспользовался возможностью отвлечься.
Они жадно впитывали пряное тепло тел друг друга, стараясь не нарушить неловким движением плотный защитный кокон из тонких, грязных одеял, заученно доводя партнера до экстаза. Сначала ее очередь. Как огрубели пальцы… Женщина вздернула таз, задвигала лобком вверх-вниз. Потом выцедила всю его влагу, позволяя держать себя за уши и совершать поступательные движения; несколько лишних граммов белковой массы — тоже пища.
В отличие от других, им хватало ума позаботиться, чтобы она не залетела, — в ход шли только руки и губы. Исключение сделали только восемь раз, когда Сойер нашел в шкафчике на лыжной базе початую коробку презервативов. Троица по сей день, сдвинув головы, шепотом вспоминала эти совокупления: мужчины нетерпеливые, истомившиеся, между ними — скользящая змейкой — гладкая и податливая Эрин.
Что было, то было: временами — и не так уж редко — сталкивались не две, а три пары рук. Но ничего, кроме рук. Другой отдушины у них не было. Если бы отцу Кэма сказали, чем тут занимается его сын, старик на веки вечные прекратил бы с ним разговаривать, но отец Кэма умер. Весь мир умер. Кому теперь какое дело?
И все-таки в бесконечные зимние дни, когда метель не позволяла высунуть носа за дверь, некоторые обитатели хижины, обычно те, что сами не могли найти себе пару, не отворачивались из скромности в сторону. Их ревность подпитывала гаденькие слухи — и это после всего, что Кэм и Сойер сделали для собратьев по несчастью.
— Мне больно, — с улыбкой пожаловалась Эрин.
В прошлом Эрин Д. Шиффлет-Кумбс наверняка была красавицей. Глаза что самоцветы, настоящие английские сапфиры. Кэм нередко упоенно фантазировал о том, как ее ножки и попка выглядели в теннисных шортах, дорогих юбках, мягких вязаных мини-платьях. Повстречай он свою спутницу раньше и пригласи домой на ужин, его отец надул бы щеки, как самец лягушки-быка, и весь вечер, больно тыкая сына в бок, выпытывал бы подробности.
Артуро Нахарро дал сыновьям имена Чарли (не Карлос!), Тони, Кэмерон и Грег. Потомки Артуро — американцы в шестом поколении — знали по- испански не больше одной фразы — «Еще пива!», в их семье только мама свободно говорила на родном языке.
Эрин, студентка младшего курса Калифорнийского университета в Дэвисе, изучала там деловое общение. Девушка приехала в горы покататься на сноуборде в компании пятерых подруг. Теперь она отказывалась стричь волосы, утверждая, что так теплее, отчего ее лицо постоянно скрывали песочного цвета космы. Не иначе эта копна, которую Сойер созерцал каждый вечер, и навела его на мысль о регулярном бритье.
Изменения во внешности сильно повлияли на характер Эрин. Нижнюю челюсть девушки теперь искажала вздутая цепочка зарубцевавшихся волдырей, бедра рассосались, как у дистрофички. У нее появилась привычка улыбаться невпопад.
За завтраком она даже смеялась.
— Зачем мы сюда пришли?
Кэм привел ее на любимый утес, он считал его своим, потому что никто, кроме него, не мог спокойно созерцать открывавшийся отсюда вид на уютный поселок внизу у ручья — словно ровным счетом ничего не изменилось: в дымке тонул лесной массив, черные наплывы застывших лавовых потоков и серые
