разговор в мыслях.
— Вы здесь, а мы там — нехорошо так.
— А рация у вас есть? — спросил Сойер.
Кэм с удивлением оглянулся на приятеля. Такой вопрос можно было ожидать скорее от Прайса. Какая разница? Военные из Колорадо не пришлют за ними самолет, даже если бы тот мог сесть в горах.
Японец кивнул.
— Да, коротковолновка.
— Гражданский диапазон или любительский?
— Кажется, любительский.
— Сколько вас там? — спокойным тоном продолжал расспросы Сойер. Что-то очень уж он невозмутим. Видимо, вопрос о рации — лишь отвлекающий маневр. Кэм попытался подать приятелю знак, но тот словно ослеп и не замечал ничего вокруг, вперив взгляд в лицо Голливуда.
— Вместе со мной — девять.
«Боже, их меньше, чем нас!» — подумал Кэм.
— Еда, жилье есть? — допытывался Сойер.
— Есть домик и как бы отдельная квартира во дворе. И еще — огромная цистерна с пропаном. Отапливались газом всю зиму. А теперь хотим вырастить как можно больше овощей, так что без вашей помощи мы не справимся. У нас только четверо по-настоящему взрослых.
Ладонь Сойера дрогнула и сжалась в кулак.
— Трудно поверить, что вы смогли выжить так близко от опасной зоны. Вам наверняка пришлось постоянно делать вылазки на ту сторону, так ведь? — спросил Голливуд.
Несколько человек отвернулись, скрывая эмоции. Голливуд бросил на них озабоченный, ищущий взгляд.
— Да, мы — такие, мы — крутые, — вставил Кэм.
Японец снова расплылся в улыбке:
— Вот поэтому мы и хотим с вами объединиться.
После Йоргенсена убили Лумаса — его звали то ли Чед, то ли Чак, — торгового менеджера с волосатой, как у животного, грудью и толстым платиновым кольцом на толстом же пальце. Кэм отвлек ленивого сучару окриком, а Сойер подскочил сзади и шарахнул молотком по черепу. Лумас рухнул на четвереньки и заскулил. Он всегда скулил. Кэм отбил себе носки и голени, пиная грузное тело, пока Сойер не оттолкнул его и не прикончил лежачего.
Разделка туши оказалась нелегкой задачей. Драгоценное мясо предстояло как следует законсервировать, разделить на порции. Сладкий жирок с солью…
Следующим в списке Сойера шел Джим Прайс, но Кэм не хотел лишних осложнений. Лумаса никто не любил, в то время как Прайс сделался неоспоримым лидером самой большой группировки на вершине — некоторые в нем просто души не чаяли. Планировалось устроить «честную» лотерею, которую можно было исподтишка контролировать, но тут сдохли последние батарейки, и Нэнси Мак-как-там-бишь-ее вскрыла себе вены от запястья до локтя.
Потом с любимого утеса Кэма бросилась вниз миссис Льюелинг. Видимо, думала, что там уж до нее не доберутся…
Когда они возвращались из набега в опасную зону, пробираясь в лагерь по глубокому, до колен, снежному крошеву, что-то лопнуло во внутренностях Пита Чуйко. Он истекал кровью целых восемь дней, сопровождая каждое движение окружающих взглядом, в котором сквозили понимание и ужас, пока его зрачки наконец не остановились в одной точке.
Тиммерман скончался от воспаления легких.
А после бесплодной вылазки к домикам для туристов, которые они обчистили еще в прежние набеги, уже на безопасной высоте вдруг упала как подкошенная Эллен Джентри. Люди говорили: инсульт — не повезло. Сойер не мог сдержать смех. «Да нет, — возразил он, — нам-то еще как повезло».
Семь человеческих тушек позволили остальным дотянуть до весны.
— А что, если это западня? — Сойер приблизился к Кэму сзади и остановился, задумчиво поглядывая на зазубренный северный хребет.
— А-а, ты еще не перестал со мной разговаривать, — Кэму хотелось скрыть за шуткой облегчение и любопытство, но вышло неуклюже, и он тут же пожалел — в последнее время Сойер повсюду слышал двусмысленные намеки и мог запросто полезть в бутылку. Начнешь извиняться, получится еще глупее. Чего ради тратить нервную энергию?
Юноша вернулся к своему занятию — взламыванию затвердевшего снежного наста лыжей для слалома, зарекомендовавшей себя на удивление разносторонним инструментом.
