шалью, из-под которой раздавался плач. Картина была довольно необычная, и херуск натянул поводья. Мело и другие воины последовали его примеру. Арминий посмотрел на ближайших часовых, которые стояли, лениво опершись на свои щиты.
– Эй вы! Что тут у вас происходит? – довольно грубо спросил он на латыни.
Поняв, что перед ними командир, солдаты вытянулись в струнку.
– Эта глупая баба пришла к воротам пару часов назад. Якобы чтобы поговорить с самим наместником, – ответил старший по возрасту легионер с густой щетиной на лице. Его более юный и щуплый напарник фыркнул.
– Понятное дело, мы ее не впустили, – продолжил щетинистый, – но она даже слушать нас не пожелала. В конце концов начальник караула вышел и поговорил с ней. Она кричала, что один из наших ребят изнасиловал ее дочь и что такие вещи нельзя оставлять безнаказанными. Насильник должен быть найден и понести наказание.
Арминий посмотрел на женщину. Та продолжала горько рыдать. Если это притворство, то очень умелое.
– А что сделал офицер?
Один из часовых презрительно фыркнул.
– Он задал ей несколько вопросов по поводу того, что случилось. Получала ли ее дочь деньги, как звали того солдата, из какой он центурии и так далее. Она рассердилась и принялась кричать, что ее дочь не шлюха. И откуда ей знать имя этого ублюдка, если он себя не назвал? «Я требую, чтобы меня пустили к Публию Квинтилию Вару!» – повторяла она.
– Начальник караула согласился передать наместнику ее просьбу? – спросил Арминий, заранее зная ответ.
Часовой смерил его недоуменным взглядом.
– Нет. Он бросил ей несколько монет и велел убираться отсюда.
– Это даже больше, чем ей предложил бы я, – добавил второй легионер. – У меня от нее уже болит голова. – Он плюнул в сторону женщины. – Убирайся отсюда, пока цела, – рявкнул он ей на ломаном германском наречии.
Грубость солдата возмутила Арминия. Бросив поводья Мело, он спешился и присел рядом с женщиной.
– Расскажи мне, что случилось, – тихо сказал он ей. Ответа не последовало. Он потрогал ее за плечо. Женщина тут же отпрянула. – Не бойся, – успокоил ее Арминий. – Я тебя не обижу. Я сам из местных, как и ты.
Шаль слегка колыхнулась, и на него посмотрела пара испуганных глаз.
– Ты кто?
– Я Арминий, вождь херусков. Сдается мне, ты тоже из этого племени.
Легкий кивок. На смену страху пришло подозрение.
– Ты служишь римлянам?
– Да, но это не значит, что я позволю злу остаться безнаказанным.
Шаль соскользнула с головы. Заплаканное лицо женщины было все в морщинах, старых и новых, а ее всклокоченные волосы были скорее седыми, чем светлыми. Щеки были в царапинах, причем свежих – она явно исцарапала себя сама. И все же, хотя годы и сделали с ней свое черное дело, было видно, что в молодости она была красавицей. Судя по всему, ее дочь тоже красива, и это многое объясняет.
Арминий не обратил внимания на цокот лошадиных копыт. В этом месте всадники – обычное дело. Но цокот почему-то замер прямо у него за спиной.
– Прочь с дороги! – крикнул знакомый голос. Туберон. В душе Арминия мгновенно шевельнулся гнев, но он даже не поднял глаз.
– Приветствую тебя, трибун! – поздоровался Мело.
– А, Мело! Я сразу тебя не узнал, – произнес Туберон уже мирно, вернее, почти мирно.
– Освободите трибуну дорогу, – велел Мело воинам по-германски.
Когда трибун и его свита проезжали мимо, Арминий решил встать. Узнав его, Туберон удивленно нахмурил брови, затем посмотрел на сидящую у дороги женщину, скривил губы, но ничего не сказал.
– Арминий! – поздоровался он и учтиво кивнул.
– Трибун! – ответил херуск, глядя ему вслед, и про себя подумал: «Ах ты, кусок дерьма. Заносчивый римский щенок. Такие, как ты, лишь еще больше укрепляют меня в своей правоте».
– Не обращай внимания на этого сопляка, – пробормотал он, снова садясь рядом с женщиной. – Может, он и родился во дворце, но ведет себя как будто родом из навозной кучи.
Женщина ответила ему печальной улыбкой. Арминий же, подавив в себе гнев, заговорил с ней как можно мягче:
– Расскажи мне, что стряслось с твоей дочерью.
– Мы… мы пришли сюда вчера, чтобы продать шерсть. К тому времени, когда мы ее продали, было уже поздно, и я нашла на постоялом дворе комнату. В таверне было полно солдат, но хозяин поклялся, что нам здесь ничего плохого не сделают. И все же, поужинав, мы на всякий случай сразу же
