Но кто это? Оля? Таня? Неужели Катя?
– Эй, – тихонько позвал я. – Ты пореви. И станет легче.
Несколько секунд было тихо, но я ощущал, каких непростых усилий стоит эта тишина человеку – он задыхался, его распирало изнутри. Наконец, плач прорвался, и я с удивлением понял, что плачет мужчина.
Карп?!
– Что случилось? – Я сел, выбравшись из-под стола, таращась в темноту и осторожно пробуя пространство перед собой руками. – Что с тобой?
– Мерзко… – Это был не Карп, это был Димка. – До чего же мерзко…
– Ты о чем, Демон? – Я испугался.
– Мне выпить надо, Брюс. У тебя есть выпить? Нет? Плохо. Мерзко мне, тошно. Я когда стрелял, на меня же вся эта гадость брызгала. Я ведь не отмоюсь теперь никогда. Хоть всю кожу соскребу – не отмоюсь. А Серегу помнишь? Он старый мой приятель был, сосед, родители наши знакомы были. А я его в окно скинул. Вместо того чтобы похоронить. Его сожрали! Ты понимаешь? Я Серегу скормил этим тварям!
– Ты все правильно делал, – сказал я. – Если бы не ты, мы бы сейчас… как твой Серега.
– Мерзко, Брюс. – Димка чуть ли не стонал. – Аж наизнанку выворачивает. Спать не могу, не спать не могу, ничего не могу. Водки бы сейчас. Нет у нас водки?
– Нет.
– А мне надо. Завтра найдем. Обязательно! Не могу я трезвый. Без куража – не могу. Ты сам-то осознал уже, что произошло? Понял, что – все, кранты?
– Понял.
– Да ни хрена ты не понял, Брюс. Понял бы, лежал бы, как я сейчас, корчился бы, подвывал.
Я нащупал зажигалку. Чиркнул колесиком, приподнял огонек. На будильник у окна стоящий поглядел – четыре утра. Димкино лицо увидал, похожее на отразившуюся в луже луну. На спящих в разложенном кресле Минтая и Катю уставился. Подумал, что сейчас тоже не отказался бы выпить, – в горле неприятная горечь копиться начала, противная жалость к себе несчастному накатила.
– Дима, ты иди к нам, – прозвучал вдруг тихий девичий голос, и я догадался, что наш разговор слышала Оля. – Тебе отдохнуть надо. Ложись, тут есть место.
Зажигалка обожгла мне палец. Я охнул, выронил ее, зашипел зло. Уполз к себе под стол, закопался в тряпье, слушая, как Димка устраивается на скрипучей койке. Я старался не думать, куда он сейчас потянет свои руки, и силился разобрать, что там ему шепчет Оля.
Безнадежное дикое одиночество – вот что я тогда ощутил. Потом чувство это навещало меня не раз – пока не стало привычным.
Я – один. Это как смерть. Только хуже…
Наверное, я все же задремал. Опять стало чудиться, что кто-то сидит у меня на груди, скрадывая дыхание. Руки, ноги сделались неподъемными, голос отказал, но голова работала. Это странное и страшное состояние длилось пару минут и прекратилось, когда я вдруг осознал, что не чувствую рядом Карпа: давно не слышу его кашля и сопения, не ощущаю запаха. Никак не получалось вспомнить, был ли Карп в кресле, когда я поднимал над собой огонек зажигалки. Но почему-то я не сомневался – кресло сейчас стоит пустое.
Заподозрив недоброе, я пошарил вокруг, и почти сразу наткнулся на довольно твердый и холодный предмет, слегка липнущий к пальцам. Рядом с ним нашлась зажигалка – я тут же ее поднял и высек огонь.
Карпа в кресле не было.
– Вот черт, – пробормотал я, еще не догадываясь, что может означать исчезновение больного охранника, но понимая, что сейчас нам необходимо озаботиться его поисками.
Первым на мои негромкие призывы отреагировал Димка. Он, услышав, что Карп пропал, свалился с тесной койки и сразу же бросился к фанерному, утыканному гвоздиками стенду. Димка собирался стащить оставшиеся без присмотра ключи. Но воровать было уже нечего – все ключи, в том числе увесистая связка, висящая на крючке рядом с пенопластовой «Э», пропали вместе с охранником.
– Я слышал, как он выходил, – сообщил нам встревоженный Минтай. – Он чуть на меня не упал, когда мимо пробирался. Я решил, что ему в туалет надо.
– Он меня щупал, – сонно добавила Катя. – Все пальцы в соплях – фу!
Мне тут же вспомнился холодный липкий предмет, попавшийся под руку, когда я искал зажигалку. Раньше его там не было, а значит, скорей всего, эту штуку обронил Карп. Вполне возможно, этот предмет мог подсказать, куда делся хромой сторож.
Я сел на корточки.
– И что это за хреновина? – спросил вставший у меня за спиной Димка.
«Хреновина» больше всего походила на перекрученную полосу изъеденного и покоробленного жаром пластика. Это могла быть деталь автомобиля. Остатки какого-нибудь кожуха. Причудливо свернувшийся жесткий ремень. Может быть, монтажный пояс. Или даже…
