На всякий случай: ты знаешь, где мой дом?
– Знаю, светлейший, ходил мимо караваном.
– Отлично. Иди сюда, Котяра, я перевяжу плечо – и поедем немедленно.
Тайтингиль подошел к коню и открыл седельную сумку, вынимая тугую скрутку чистой тряпицы.
– Та-ай…тингиль, – тихо сказал Котяра. – Я же… не бесполезное создание, а?
Витязь молча огладил серую шершавую шкуру на плече орка.
– А я, Тайтингиль? Кажется, ты вовсе не принимаешь меня в расчет, – надменно, но с явной обидой сказал Лантир.
– Ты не в отряде, – ровно ответил эльф. Он не глядел на стража Нолдорина и был поглощен раной Котяры, совершенно не опасной, более похожей на глубокую царапину; снял наплечник и негромко пел, прилаживая повязку. Котяра чувствовал себя героем и наслаждался прикосновениями теплых сухих рук. Жмурился, пару раз ойкнул.
– Я тебе не приказываю, – продолжил Тайтингиль. – Не приказываю, Лантир. Хочешь, ступай за Ринрин и двергом, хочешь, следуй с нами или своим путем.
Ровный тон исключал вероятность оскорбления.
Исключал?..
Нолдоринскому стражу в очередной раз пришла в голову неприятная мысль – кажется, его тут вовсе не желали видеть.
– Не желали, не желали, – выговорил Азар, берясь за уздечку.
Черноволосый красавец эльф нервно дернулся.
– Я сказал это вслух?
– Подумал ты слишком громко… – ответил орк, и волны памяти снова понесли его в пучину ностальгии. – Жабонька ты моя инопланетная… мой… ну не мой, а пр-росто, просто, ну… куда ж занесли тебя космические ветр-ры, а?
– Скучаешь по Мастеру Войны, – не спросил, а сказал Тайтингиль. – Вы ругались и даже дрались каждую минуту, но он без колебаний спас тебя от гибели, а ты теперь скучаешь. Я тоже желал бы видеть его здесь… или хотя бы понимать, где он. Хотя бы понимать…
Спать здесь, конечно, было нельзя.
Вообще нельзя было спать.
Раньше, смежая веки, он падал в черный покой, нейроны отдыхали. Сейчас и во сне на Мастера Войны наваливались калейдоскопы образов, столь ярких, что иногда он не видел грани между ними и явью. Боль не отпускала даже во время отдыха.
Потерять рассудок было еще страшнее, чем жить в чешуе.
Да, теперь он знал, что такое страх. Понимание страха пришло одновременно с болью.
Мастер Войны дремал вполглаза, ожидая врага. И перебирал воспоминания и обрывки снов.
Беззащитное, хрупкое девичье тельце, тонкие косточки и жилки, просвечивающие под кожей. Он вел когтем – и гладь шла мурашками, тончайшие волоски приподнимались, и внутри незнакомой плоти расцветала дрожь.
«Я спал с ней».
Геяне вкладывали в эти слова иной смысл. Он – впервые в своей жизни, полной смертей и побед, уснул подле кого-то живого, уснул по-настоящему, а не впал в чуткое сторожевое забытье.
Она сидела подле и смотрела, и касалась его совершенно без страха. Его, Воплощенную Смерть. Маленькая женщина чужого народа.
Алина…
Быкоглав с огромным неуклюжим мечом не мог подкрасться бесшумно, и Мастер Войны с наслаждением воткнул шип драконьего хвоста ему прямо в горло, расплескивая фонтан горячих красных брызг, и потом разметал мясные ошметки по стенам.
Маленький горбатый гуманоид, сцепив ручки у груди, внимательно смотрел.
Дракон свернулся на золоте. Странное дело, соприкосновение с этим металлом и правда утишивало яростную пульсацию в сломанном крыле…
Боль, боль, боль отчасти отступала и делалась контролируемой, как сообщения утерянного нынче навигатора. Но наслаждение так и не приходило.
Под утро дракон выметнул длинную шею далеко за контур окна, оглядывая небо. Созвездия были знакомыми. Сдвинутые, словно чуть переложенные на небосводе созвездия планеты Земля, Гея, планеты врагов; такими они могли сделаться на тысячи лет вперед или назад…
Это повергло Мастера в глухую, отчаянную тоску.
Долгие годы ученые и инженеры всех рас бились над телепортом, способным перемещать не только в иное «где», но и в иное «когда». Теперь Мастер Войны понял: бились напрасно. Потому что никакая наука не могла объяснить того, что произошло с ним.
«Магия» – могла. Сила, видимая им как поток нестерпимой яркости, выгибающий пространство. Удивительная мощь, которую в его мирах не знал никто. И лишь Праматерь сказала однажды: «Я видела эльфа. Эльф сделал так – и была магия». Но расспрашивать ее он не смел. Великая Праматерь не любила говорить о том, что не покорялось ей.
