– Софи Робер у аппарата, – представилась она и надолго замолчала, выслушивая собеседника. Потом, не говоря ни слова, вернула трубку на рычажки. Лицо ее побледнело словно мел, руки дрожали.
– Все плохо? – догадался я.
– Мою ячейку вскрыли. Содержимое пропало.
– Это точно?
Софи обхватила себя руками и зябко поежилась.
– Вскрыты все ячейки. Все до одной.
– Дьявол! – выругался я и отставил стакан. Портвейна больше не хотелось. – Что известно об убитых налетчиках?
– Социалисты. Русские и французы. Все в розыске. Их подозревают и в других налетах на банки. Они называют это экспроприациями.
Я припомнил газетные заметки и потер переносицу.
– Но ведь раньше они никогда не вскрывали хранилища с частными ячейками! На это уходит слишком много времени!
Софи внимательно посмотрела на меня и кивнула.
– Ты прав. Думаешь, их кто-то навел?
Я вскочил на ноги и заходил из угла в угол, собираясь с мыслями. В голове размеренно пульсировала боль, но пока ее удавалось игнорировать.
– Слишком много совпадений! – вынес я вердикт, как следует все обдумав. – Сначала продажные полицейские вламываются в клуб, теперь социалисты грабят банк, где хранятся эти чертовы бумаги! Либо за всем этим стоит Фальер, либо он сболтнул кому-то лишнего.
– Никто не знал о сберегательной конторе! – возразила Софи. – Туда вломились, когда мы еще даже не выехали из клуба! И зачем бы Фальеру сулить мне сто тысяч, если он уже все спланировал наперед?
– Отвести от себя подозрения?
– Не смеши меня, Жан-Пьер! Можно подумать, я побежала бы в полицию!
Я кивнул.
Софи никому не могла рассказать о бумагах пропавшего изобретателя, и Фальер это прекрасно понимал.
– Откуда стало известно о ячейке, вот что важно! – произнесла кузина. – Я никому о ней не говорила! Ни единой живой душе! Даже тебе!
Есть множество способов разнюхать чужие тайны, и самый простой из них – через своего человека внутри.
– Полицейские должны были знать наверняка, что в клубе никого нет, раз они решились взять тебя в оборот, – сказал я. – Им кто-то об этом сообщил. И этот некто вполне мог следить за тобой и раньше. Когда последний раз ты ездила в ссудную контору?
– Я была там лишь однажды, когда заключала договор аренды. Три года назад.
Я удивленно хмыкнул.
– И сразу оплатила ячейку на несколько лет вперед?
– Пятнадцатого числа каждого месяца я отсылаю им чек. – Софи встрепенулась, но сразу покачала головой. – Нет, я всегда делала это сама. Никто не мог вскрыть корреспонденцию. Если только…
– Если только – что?
Софи выдвинула верхний ящик стола и выложила перед собой гроссбух.
– Я заносила эти расходы в бухгалтерские книги, – пояснила кузина, – но кабинет неизменно заперт. Даже пыль вытирают только в моем присутствии!
У меня враз пересохло горло.
Сколько времени провела здесь в одиночестве Ольга Орлова, пока хореограф наконец не перестал слоняться по коридору и я не вернулся за танцовщицей?
Могла Ольга разыграть опьянение, желая обыскать кабинет?
Русская танцовщица, русские социалисты…
– Жан-Пьер! – насторожилась Софи. – Что такое?
Я скривился, но отмалчиваться не стал и без утайки рассказал о своем опрометчивом поступке.
– О чем ты только думал?! – взъярилась кузина. – Так приспичило залезть к ней под юбку?
– Ольга была нетрезва и могла влипнуть в какую-нибудь историю. Я просто присмотрел за ней.
– Присмотрел так присмотрел!
– А что мне еще оставалось?! Она твоя главная звезда!
– Змеюка она подколодная, а не звезда! Удавила бы собственными руками!
– Мы не знаем наверняка, что она рылась в гроссбухе, – рассудительно заметил я, но тут же поморщился. – Хотя она русская, и налетчики – тоже…
