— Копай! — Туча осушил свой бокал, в упор посмотрел на Дэна. — Мы не выяснили еще один вопрос, — сказал тихо.
Дэн усмехнулся. Не нужно было обладать даром предвидения, чтобы понять, куда он клонит.
— У меня нет никаких способностей. Я не умею находить потерянные вещи, на незнакомой местности ориентируюсь только с компасом или с навигатором, и я не вижу призраков.
— То есть совсем-совсем ничего экстраординарного? — Казалось, Гальяно ему не поверил.
— Ничего.
— Ну, хоть один нормальный человек в нашей компании суперменов! — Гальяно ободряюще похлопал его по плечу. — Не переживай, братан, суперменам живется несладко!
— Спасибо, утешил. — Дэн улыбнулся. — А то я уже начал было комплексовать.
Они просидели перед погасшим камином почти всю ночь, как в юности, обсуждая план дальнейших действий, прокручивая все возможные варианты. Ближе к рассвету уже изрядно захмелевший Туча покаялся в том, что тринадцать лет назад украл дневник. Его поругали, особенно усердствовал охочий до фактов Матвей, а потом простили. И уже на рассвете, когда в каминный зал заглянули робкие солнечные лучи, Туча отозвал Дэна в сторонку.
— Я должен тебе что-то сказать. Вернее, показать.
— Еще не все? — Почему-то Дэн совсем не удивился.
— Нет. Думаю, это должно быть у тебя. — На ладонь Дэна лег медальон в виде трилистника. Ксанкин медальон…
— Откуда? — В предрассветном сумраке ему показалось, что медальон светится зеленым. Только показалось…
— Я нашел его сегодня в лесу, на том самом месте, где Матвей видел мальчика. Наверное, он хотел, чтобы мы нашли медальон. Наверное, это важно.
Да, это было важно! Дэн не сомневался в этом ни секунды. Это было так же важно, как зачитанный до дыр томик Шекспира, как пожелтевшая от времени фотография женщины, которой больше нет и которая так похожа на Ксанку. Это память, которую отняли у него тринадцать лет назад.
— Спасибо, Туча! — Он, не раздумывая, надел медальон на шею. — Ты даже представить себе не можешь, что для меня это значит.
— Не могу. — Туча грустно улыбнулся. — Я даже не знаю, правильно ли поступил, отдав тебе медальон.
Александр. 1918 год
Они с дедом были в лесу, когда налетела свора. Свора — это дед их так назвал, а Саня согласился. Конный отряд до зубов вооруженных бандитов. Не солдат, а именно бандитов, грязных и шальных, внушающих страх пополам с отвращением. Сколько их точно было, Саня не знал, насчитал с полсотни и сбился со счету. Из своры выделялся один. Саня как-то сразу понял, что этот рослый черноволосый мужчина, гарцующий на горячем вороном скакуне, самый главный. По пронзительно внимательному взгляду, по аккуратной одежде, по небрежно засунутой за пояс нагайке с инкрустированной рукоятью, по испуганно-почтительным взглядам, которые бросали на него остальные.
Свора кралась по лесу в полной тишине, даже лошади не всхрапывали, лишь едва слышно поскрипывали колеса доверху груженной телеги. Телегу охраняли сразу четверо, похожие на своего предводителя, шалые, страшные.
— Это они, дед? — Сердце трепыхалось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. — Это красные?
— Это звери, Санька. — Дед смотрел вслед удаляющейся своре, и на его лице читалась тревога. — Нет, они хуже зверей.
— Они же в Макеевку идут! — Только сейчас до Саньки дошло. — Дед, они же к нам!
— Тихо! — На лицо легла шершавая, пахнущая табаком и полынью ладонь, заглушила рвущийся из горла крик. — Не поможем мы им сейчас ничем, даже предупредить не сможем. Пойдем!
Дед тащил его в глубь леса силой, почти волоком. Саня упирался, брыкался, но голоса не подавал, хорошо помнил взгляд красного командира.
В печке тихо потрескивали дрова, в чугунке томились щи, на припечке скворчала яичница. Саня любил простую, но неизменно вкусную еду деда, но сейчас есть совсем не хотелось.
— Давай-ка, Саня, к столу! — Дед заговорил впервые за несколько часов. — Незачем в окно пялиться, нет там ничего.
Дед был неправ, из окна был виден кусочек красного, подсвеченного не только закатным светом, но и огнем пожарища неба.
— Макеевка горит. — Саня отошел от окна. — Дед, они деревню подожгли!
— Не всю. — Дед поставил на стол сковороду с яичницей. — Пару хат сожгли для острастки.
— А наш дом?
— Нет, дом они не тронут. Они, Санька, звери, но не дураки. Да ты не горюй, — он потрепал Саню по вихрастой голове, — выручим мы твоих родителей. Веришь?
