Запах готовящейся еды Федор учуял, кажется, за целую версту. И как только учуял, думать мог только об одном. Аким Петрович и тут оказался прав. Пока они осматривали остров, явилась Евдокия. Она стояла на крыльце, скрестив на груди тощие руки, и настороженно наблюдала за их приближением. Из дома вышла Айви с кувшином в руках, заулыбалась радостно, протянула кувшин сначала деду, потом Федору. Сделав первый глоток, он понял, как сильно хочет пить. Почти так же сильно, как есть.
Он осушил кувшин до дна, вернул Айви, стер со лба пот. Снова захотелось опрокинуть на себя ведро воды, но каково будет мокрым садиться за стол? Евдокия и без того косится неодобрительно.
– Вчера заходила Лещиниха, – сказала она Акиму Петровичу. – Я все сделала, как вы велели, рассказала про племянника. У Лещинихи язык без костей, сегодня весь город будет знать.
– Хорошо, – похвалил Аким Петрович. – Зайди к Прохору, скажи, что я его звал. Пусть приплывет завтра вечером.
– Забоится. – Евдокия с сомнением покачала головой. – В городе говорят, озеро снова неспокойное.
– Не забоится. Скажи, я хорошо заплачу. За монету Прохор и в Нижний мир спустится.
Аким Петрович отставил посох, протянул к Евдокии сложенные ковшиком руки, и она плеснула в них воды из стоящего тут же ведра.
– Еще какие новости? – спросил он, не переставая умываться.
– Артельщики вернулись. Молчат и не пьют.
– Раз молчат и не пьют, значит, нашли золото. Злотников их вот здесь держит. – Аким Петрович сжал кулак. – А про него, – он кивнул на Федора, – ничего не слыхать?
– Не ищут. – Евдокия на Федора даже не смотрела.
– Это хорошо, что не ищут. – Аким Петрович принял из рук Евдокии полотенце, отошел в сторону, уступая место Федору. Вот только помогать ему Евдокия не собиралась. Да и бог с ней! Он, чай, не безрукий, как-нибудь и сам справится.
Федор уже потянулся за ковшиком, но его опередила Айви, зачерпнула из ведра, посмотрела с усмешкой, а потом плеснула воды прямо в лицо. От неожиданности Федор вздрогнул, оступился и едва не свалился на землю. А она звонко рассмеялась, не обращая внимания на неодобрительно поджатые губы Евдокии. И Федор тоже засмеялся, стер с лица холодные брызги, стряхнул воду с рубахи.
– Как дети малые, – сказал Аким Петрович ворчливо. – Айви, мы так и до вечера за стол не сядем. И ты не лыбься, – он ткнул Федора пальцем в грудь, – мойся быстрее и ступай в дом.
Обедали вчетвером. Даже Евдокия, накрыв на стол, уселась напротив хозяина. Ела она мало, даже меньше Айви. Неудивительно, что такая худая. А вот Федор на еду накинулся, как оголодавший зверь. Сам себе был противен, но и поделать с собой ничего не мог. Голод заставил забыть о правилах хорошего тона. Евдокия поглядывала на него неодобрительно, как на дикаря, но стоило только его тарелке опустеть, споро накладывала новую порцию. До тех пор, пока он не съел все, что было на столе.
– Может, блинов испечь? – спросила Евдокия, глядя не на Федора, а на Акима Петровича.
– Хватит, а то еще чего доброго окочурится от заворота кишок.
Они говорили о нем, как о неразумном щенке, но Федору не было обидно. А вот есть все равно хотелось. Лучше бы и за стол не садился, право слово! Айви смотрела на него с жалостью и пониманием, но деду не перечила. Тоже боялась, что у Федора случится заворот кишок?
После обеда женщины принялись убирать со стола, старик ушел в главную комнату, но гостя с собой не пригласил, а навязывать свое общество Федор не собирался, поэтому вышел во двор, где и было его место. Вот только валяться на сене не хотелось, душа и тело требовали действий, и Федор выдернул торчащий из колоды топор. Выдернул легко, одной рукой, и сам удивился бродившей в жилах силе.
Он рубил дрова с удовольствием, прислушивался к давно забытым ощущениям в теле, ни о чем не думал, ни на кого не оглядывался. А когда наконец остановился, увидел Айви. Она сидела прямо на земле в своей излюбленной позе, подтянув коленки к подбородку, и на Федора смотрела не отрываясь. Любовалась? Хорошо бы. Вот только нечем любоваться. От былой удали остались только кожа да кости.
Поймав его взгляд, Айви вдруг сорвалась с места, и Федор окончательно уверился в своей неказистости. Эх, не нужно было снимать рубаху! Перетерпел бы жару как-нибудь.
Но терзался Федор недолго. Айви вернулась с ведром воды. Он так ошалел от радости, что даже не сразу сообразил, что ей нужно помочь. А когда наконец сообразил, было уже поздно – Айви поставила ведро на землю, протянула Федору ковшик, полный воды. Как же своевременно!
Он пил жадно, так же жадно, как до этого ел и работал. А она стояла и смотрела, и во взгляде ее было что-то такое, от чего сердце сладко замирало. Остатки воды он вылил себе на голову, зарычал от удовольствия. Брызги долетели до Айви, и она засмеялась.
Как же Федору нравился ее смех! Ему нравилось почти все, что сейчас происходило в его жизни. И даже Нижний мир больше не пугал. Серебряный браслет сиял так же ярко, как взгляд Айви, обещал защиту от всех невзгод и напастей.
Оказалось, не ото всех. Евдокия стояла на крыльце и следила за ними настороженным взглядом, а потом велела:
– Айви, иди в дом, мне нужна твоя помощь. Быстро!
Хорошо понукать тем, кто не может тебе ответить. Федор уже хотел было вступиться, но Айви успокаивающе положила ладошку ему на руку, а потом
