– Здесь останови, – велела она Митяю. – К воде не суйся.
Мальчонка обиженно засопел.
– Я сказала, не суйся, – повторила Евдокия. – Барину расскажу – выпорет. Понял?
Митяй кивнул, натянул поводья, останавливая телегу, побоялся ослушаться.
До лодки шли не спеша. Каждый шаг отдавался болью во всем теле, и Федор никак не мог взять в толк, отчего так. По его разумению, болеть должны были только руки и голова. За весла Евдокия села сама. Гребла она широкими мужскими гребками, и по озерной глади лодка двигалась споро.
– Ты тоже это видел? – спросила она, не глядя на Федора.
– Что? – не понял он.
– Что у дракона, того, что из башни, глаза горели желтым.
– У бронзового дракона?
– Ты меня понял. Август это видел, а что видел ты?
– Мне показалось. Может, какой-то отсвет, солнечный блик.
– Солнце тогда еще не встало, а фигуры двигались, как живые.
– Но вы ведь сами сказали, что механизм мог включить кто-то другой.
– Другой и включил. Я просто не хотела пугать блаженного. Он и без того напуган.
– Желтоглазый? – Федор не верил своим ушам. – Но ведь он в озере.
– Может, в озере, а может, в другом каком месте, но сила его вокруг. Давненько он так не шутил. Должен бы угомониться, ан нет. Это из-за тебя. – Евдокия вперила в Федора немигающий взгляд. – Думаешь, я не знаю, что ночами Айви к тебе приходит?
На самом деле Федор надеялся, что эти встречи – их с Айви тайна. Выходит, зря надеялся.
– Она тратит свои сны и свою силу на тебя, а должна делиться с ним. Так заведено.
– Кем заведено? Кто вообще решил, что она должна тратить себя на какого-то желтоглазого гада?! – Федор не сдержался, сорвался на крик.
– Не ори, – шикнула на него Евдокия. – Не знаю, кем заведено. Уж точно не мной и не тобой. Знаю только, если он позвал, а серебро отозвалось, значит, все.
– Что – все?
Вода перед лодкой, до этого гладкая, вдруг начала вспучиваться гигантским пузырем. Это было одновременно страшное и завораживающее зрелище. Евдокия сидела к нему спиной, поэтому ничего не видела.
– Это значит, что они теперь связаны. – Она говорила быстрой и злой скороговоркой. – И кто эту связь решится разорвать, тому придется худо.
– Тетушка…
– Молчи! – прикрикнула она на него. – По ночам связь крепнет, они встречаются в снах. Должны встречаться. Тогда сохранится равновесие и в Верхнем мире, и в Нижнем…
Пузырь уже возвышался над водой в три человеческих роста. Он истончался и грозился вот-вот лопнуть.
– Да обернитесь вы! – крикнул Федор, и Евдокия послушалась, стремительно обернулась.
Мгновение она разглядывала пузырь, а потом велела:
– На дно лодки! Быстро!
Пузырь лопнул, обдав их дождем из брызг в тот самый момент, когда они упали на дно, а потом лодка закружилась по спирали, засасываемая в открывшуюся воронку.
– Перестань! – закричала Евдокия, цепляясь руками за борта лодки. – Прекрати! Они еще дети! Они не понимают! Позволь мне объяснить! – Она кричала, обратив лицо к стремительно темнеющему небу и с каждым сказанным ею словом лодка замедляла свое движение до тех пор, пока и вовсе не остановилась. Воронка исчезла, словно ее и не было, и поверхность озера снова сделалась гладкой. Евдокия вздохнула, уголком платка вытерла мокрое лицо.
– Не зли его, – сказала шепотом. – Здесь он всему хозяин. Не зли.
– Вы говорили про сны. – Помогая себе здоровой рукой, Федор снова сел. – Про мои с Айви общие сны.
– У нее есть и другие сны. Должны быть. Общие с ним. И тех снов должно быть больше. Или хотя бы не меньше. А она почти каждую ночь с тобой. Так нельзя, Федор, это плохо.
– И что в тех снах? – Федор задал вопрос, получить ответ на который боялся.
– Она не помнит. Ни одна из них не помнит. В своих снах они просто входят в пещеру.
– И… все?
– Я не знаю, все или не все. – Евдокия снова взялась за весла. – И они тоже не знают. Или не хотят говорить.
– Они – это кто?
