сделалось уже неприличным, встал из-за стола, шагнул к Айви, склонил голову в галантном поклоне.
– Теперь я понимаю, Федя, почему твой подарок такой особенный. Столь прекрасной женщине нельзя дарить пошлые изумруды. Только серебро. Серебро к серебру. – Он всматривался в чуть раскосые глаза Айви, цвет которых из серебряного сделался стальным. – К вашим услугам! – Он хотел поцеловать ей руку, но девушка отступила на шаг, спряталась за спину Федора, а он в этот самый момент почувствовал, как поднимается в душе горячая волна злости. Стоящий напротив человек не сделал ему ничего плохого, а он его уже ненавидел.
– Федя. – На его запястье сомкнулись крепкие пальцы Евдокии, в кожу вонзились ногти, больно и одновременно отрезвляюще. – Успокойся, – сказала она и перевела взгляд с Федора на Злотникова. – Давненько не видела тебя в городе, – сказала так, что стало ясно: они знакомы. – Зиму где пропадал?
– По делам. – Злотников сжал и тут же разжал кулаки, обернулся к ничего не понимающему Августу, проговорил с усмешкой: – Вот, значит, кого ты, Август Адамович, в музы себе выбрал. Берегись, Евдокия Тихоновна из тех женщин, которые нашего брата ни в грош не ставят. Многие в городе по ней сохнут, а она лишь дразнится, все обещания раздает. А ты, Федя, Евдокии Тихоновны, получается, племянник? Надо же, как чудно устроен мир! А вы? – Он снова вперил немигающий взгляд в Айви.
– Акима Чернова внучка, – сказала Евдокия как-то по-особенному веско. – Понял, Сергей Демидович?
– Вот теперь я начинаю верить в чудеса. – Злотников улыбнулся. – Сколько лет в Чернокаменске живу, а не знал, что на острове от меня прячут этакую красоту.
Он так и сказал «от меня», словно все в этом мире принадлежало только ему одному, и прятать от него никто ничего не смел.
Тут уже и Август почуял неладное и, наверное, чтобы смягчить ситуацию, спросил:
– Давно ли вы виделись с известной дамой? – Бедный Берг все еще верил в романтику и благородство.
– Не понимаю, о ком вы. – Злотников не сводил взгляда с Айви.
Он оскорбил сразу двух женщин, одну взглядом, вторую словом, и Федор дернулся было к Злотникову. Он набил бы этому наглецу морду, если бы не Айви. Айви повисла на его правой руке, вторую продолжала крепко держать Евдокия.
– Уймись, – прошипела она. – Не время.
А Айви просто прижалась щекой к плечу Федора, и сквозь тонкую ткань рубашки он чувствовал исходящий от нее жар.
– Ты, Федя, как я погляжу, тот еще подкаблучник. – Злотников говорил очень вежливо, даже доброжелательно, но в голосе его отчетливо слышалась издевка. – Бабы не для того предназначены, чтобы их слушаться…
…Они его не удержали. Ни Евдокия, ни Айви, ни Август. А Злотников, уверенный в себе и оттого потерявший чувство опасности, не успел увернуться. Из его разбитого и, вероятно, сломанного носа хлынула кровь, прямо на белоснежную рубашку. Но растерянность Злотникова длилась недолго, уже через мгновение он с яростным рыком бросился на Федора, сшиб с ног.
Они катались по земле как два диких зверя. В эти минуты Федор и ощущал себя зверем. Словно кто-то внутри него нашептывал – убей, порви в клочья. Наверное, он мог бы убить этого ничтожного человека, если бы их не разняли, не растащили по разным сторонам. Из рассеченной брови сочилась кровь, и весь окружающий мир виделся Федору в багровых тонах. А может, причиной тому была ярость, все еще беснующаяся внутри. В себя его привела оплеуха. Перед ним, уперев кулаки в бока, стояла Евдокия, из-за ее плеча выглядывал испуганный Август. Но Федору нужна была только Айви, и успокоился он лишь тогда, когда ее пальчики сжали его руку.
– Угомонился? – спросила Евдокия. В голосе ее больше не было злости, одна лишь усталость.
– Он ничтожество… – Дыхание все еще вырывалось из груди с натужным свистом.
– Он ничтожество, но при этом очень опасен, а ты, Федя, дурак. Со Злотниковым в Чернокаменске никто не связывается. Вот, утрись. – Она протянула ему носовой платок.
– А казался таким приличным молодым человеком, – вздохнул за ее спиной Август.
– То-то и оно, что казался. Сергей Злотников кого хочешь заморочит. – Евдокия обернулась, но посмотрела не на Августа, а в темноту, из которой доносились возбужденные голоса подоспевшей на выручку вожаку стаи. – Надо уходить, – добавила она тоном, не терпящим возражений. – Прямо сейчас! – И, дернув Айви за руку, потянула вниз, к реке.
Такой поспешно-трусливый уход казался Федору бегством, но оставить Айви без защиты он не мог и понуро поплелся следом. Уже через несколько шагов гул голосов стал стихать, а сполохи костров потускнели. Впереди, где-то совсем близко, послышался плеск воды, тонко и пронзительно запели комары. Женщины молча шли впереди, и ни Федор, ни Август не решались нарушить это молчание. Лишь отойдя на приличное расстояние, Евдокия остановилась и сказала:
– Я тебя не сужу. Ты поступил как мужчина. Я себя сужу, что не досмотрела, подпустила к вам этого нелюдя. Поберечься тебе теперь нужно, Федя. Ты его при всех оскорбил, харю его наглую разукрасил. Злотников и за меньшие обиды на тот свет отправлял.
В темноте тихо ахнула Айви, нашарила Федорову руку, сжала.
– Не бойся, – обратилась к ней Евдокия. – Нападать открыто он побоится. Что ни говори, а дед твой и Савва Кутасов в Чернокаменске люди
