дышать. Убивая…
– …На живот его переверни! Вот так, вот так…
Набившаяся в горло грязь сделалась вдруг ледяной, рвалась наружу, и Игнатово нутро вслед за ней выворачивалось наизнанку.
– …Сколько он в воде пробыл?
– Триста…
– Что – триста?
– Не знаю, долго. Я тянул-тянул, а его будто не пускало что-то.
– Не пускало… Может, и не пускало. Эй, кунак, слышишь меня? Ты дыши, дыши, я тебе говорю!
А ледяная жижа из него все лилась и лилась, до тех пор, пока не вылилась вся, до последней капельки, и ему вдруг захотелось хлебнуть воздуха. До боли в истерзанных легких захотелось.
Вздохнул. Закашлялся и снова вздохнул.
– Вот и правильно. Давно бы так.
Цепкие руки перевернули его на спину, бесцеремонно ощупали немое тело.
– Ледяной, как сосулька. – А вот на-ка, выпей! – И к губам прижали что-то твердое, заставляя пить.
Этот обжигающий вкус он помнил. Как и руки. Как и голос.
– Спасибо, Тайбек, – прохрипел он и открыл глаза.
– Живой, – сказал Тайбек с мрачной удовлетворенностью. – А мастер Берг кричал, что помер. Так громко кричал, что Тайбек с берега услышал, прибежал.
Август сидел тут же, мокрый с головы до пят. Неужто лазил за ним в озеро? Вид у него был испуганный, и зубы отбивали чечетку.
– Ж-ж-живой! – повторил он за Тайбеком и икнул.
– Вот, для сугреву. – Тайбек сунул Бергу свою флягу.
Архитектор выпил все одним глотком и даже не поморщился, за что удостоился от татарина уважительного взгляда. Сам же он смотрел только на Игната.
– Ты утонул, – сказал, зажимая озябшие руки под мышками. – Камнем вниз ушел, а веревка все разматывалась и разматывалась, хорошо, я успел конец к камню привязать. – Он кивнул на обмотанный веревкой валун. – И начал считать, как ты и велел. А потом кричать и веревку тянуть, а она ни в какую. Испугался я, Игнат. Знал бы ты, как я испугался! Хорошо, что Тайбек мимо проходил…
– Мимо проходил? – Игнат бросил быстрый взгляд на татарина, тот пожал плечами.
– Мы с ним вместе стали тянуть, только все равно ничего не получалось. Тебя будто держал кто-то.
Держал… Желтоглазый на дне Нижнего мира удерживал его обещаниями. А потом отпустил.
– Когда мы тебя вытащили, ты как каменный был, неживой. – Август посмотрел на него с укоризной. Игнат его за это не винил. Во всем, что случилось и еще случится, виноват только он один.
– А зачем ты нырял? – спросил Тайбек, деловито сматывая мокрую веревку.
Игнат надел штаны, подошел к озеру. Со дна его, если в этом подземном озере вообще есть дно, что-то медленно поднималось. И он знал, что.
Водяной пузырь вздулся и лопнул, выпуская на поверхность серебряную змеиную чешую.
– Вот за этим, – сказал он, вылавливая одну чешуйку за другой, заворачивая их в рубашку.
– Что это? – спросил Август. Он тянул шею, но с места своего не вставал и подходить близко к озеру опасался.
А вот Тайбек не боялся, на гигантскую чешую смотрел с превеликим интересом. Видел ли он то же, что видел сам Игнат?
– Это чешуя, – сказал Игнат, не оборачиваясь. – С его шкуры чешуя. Только вам, мастер Берг, на нее смотреть не надо.
– Почему? – Любопытство в Августе медленно побеждало страх.
– Не знаю, но уверен, что для простого человека это опасно.
При этих словах Тайбек хмыкнул, многозначительно приподнял седые брови. Ему, тоже помеченному Полозовой кровью, бояться было нечего. Они оба это понимали.
– И зачем нам эта… чешуя? – спросил Август и покосился на Тайбека. Наверное, гадал, как следует относиться к татарину, который, оказавшись в такой необычной ситуации, не задавал никаких вопросов. Да и случайно ли он появился в пещере? Все это читалось во взгляде Августа.
– Я вам потом объясню, – пообещал Игнат, доставая последнюю, девятую чешуйку и завязывая рубаху узлом. – А теперь пойдемте, пока псы нас не хватились. Нам ведь еще и переодеться надо. – Он обернулся к Тайбеку, сказал: – Спасибо, снова вы меня спасли.
– Сочтемся, кунак. – Тайбек хитро сощурился. – Ты только дорогу мне не переходи, и все у нас будет хорошо.
Ничего у них не будет хорошо. Ни у него, ни у Тайбека. Обоих их отравила горькая месть. Вот только враг Игната далеко, а Тайбека близко. И не нужно быть гадалкой, чтобы понять, кто этот враг. А ведь давно уже мог убить, со своими-то умениями. Но не убил, значит, смерть готовит лютую. Но это его дело,
