напоминать себе, что отец звереныша повинен в смерти Евдокии. А сова не родит сокола, это всем известно.
– Его отец дочку Айви не пожалел, когда в озеро швырнул. Отчего же мне жалеть?
– Хочешь, я его навещу?
– Звереныша?
– Любопытно мне посмотреть. – Кошка перебралась к албасты на колени, блаженно зажмурилась.
– Не убивай только. И сильно не пугай.
– Я ему даже показываться не стану, только одной волосинкой дотронусь.
– И что будет? – Август и сам понимал, что будет, но все равно хотел услышать ответ.
– Страшно ему будет. Очень страшно. Хочешь, чтобы зверенышу было страшно?
– Хочу, – ответил Август без колебаний. Почти без колебаний. А потом, уже обеими руками, обнял каменную Евдокию за ноги. – Он велел ее убрать… Сказал, если я не уберу, он прикажет ее в озеро столкнуть. – А куда я без нее? На кладбище я не хожу. Нет там ее, моей Дуни. Я хочу, чтобы она рядом была, чтобы поговорить можно было.
– В пещеру. – Кончик белой косы тоже коснулся башмачка каменной Евдокии, осторожно, словно албасты боялась обжечься. А может, так оно и было? – Светлая она у тебя, сильная. – Коса убралась, соскользнула белой змеей с башмачка и с каменного постамента. – Тяжело мне рядом с ней.
– Больно?
– Боли я не чувствую. Просто тяжело. Но помочь тебе могу. По дружбе. – Кончик косы завис прямо перед щекой Августа, повеяло холодом, но он не уклонился, не отодвинулся. Кто ж от друга отказывается?! Пусть этот друг и нежить. – Перенесу ее в пещеру с подземным озером. Отсюда недалеко, место укромное. Никто не найдет, а ты сможешь туда спускаться. Там светло, ей понравится. – Что-то такое послышалось в голосе албасты, что-то, от чего коса ее дрогнула, едва не распоров Августу кожу.
– Понравится? – спросил он, едва сдерживаясь, чтобы за косу не ухватиться. – Откуда тебе знать?
– Не откуда. – Албасты пожала плечами, и коса ее убралась, так до Августа и не дотронувшись. – Или ты думаешь, что на дне ей будет лучше?
– Я тебе помогу. – Он решился, поднялся на ноги.
– Не надо. – Албасты бережно поставила кошку на землю. – Я сама все сделаю. Иди в башню. И не бойся, – она обернулась, – я твою мертвую жену не обижу. Даже если бы хотела, не смогла бы.
Август ей поверил. И послушался. Встал напротив каменной Евдокии, посмотрел в глаза, прощаясь, а потом, не оборачиваясь, направился к маяку. Всю ночь он пил, силой заставлял себя не подходить к окну, не вглядываться в густую темноту, не искать знакомый силуэт. Албасты обещала…
Албасты обещала и обещание свое сдержала. На рассвете, когда измученный бессонной ночью, совершенно трезвый Август вышел из башни, каменная Евдокия исчезла.
Дорогу до тайной пещеры он знал, даже с картой сверяться не пришлось. Шел, а ноги дрожали, словно шел он на свидание. А может, так оно и было? Он шел на свидание к своей мертвой жене. В пещере было светло, светилась вода в круглом подземном озерце. Евдокия стояла на берегу, разглядывала свое отражение в воде. Как такое получилось, он не понимал, ведь точно знал, что на берегу Евдокия смотрела не вниз, а вдаль. Он сам ее такой сделал…
– Я же говорю, сильная. – Албасты вышла из озера, поднялась по прозрачным, из воды вырастающим ступеням, отжала длинную косу. – Намучилась я.
Она и вправду казалась усталой, настолько, насколько может казаться усталой нежить. На идеальном лице ее то и дело проскальзывали уродливые старушечьи черты, словно бы лицо это шло рябью.
– Спасибо. – Что еще он мог сказать? Берг даже не знал, нужна ли албасты его благодарность.
– Не благодари. – Коса расплелась, и по белым волосам теперь скользил костяной гребень. – Не ради тебя я это делаю и не ради нее. – Она кивнула в сторону каменной Евдокии, которая, казалось, прислушивалась к их разговору. – Мне нужно отвлечься.
– От чего?
– От мыслей о девочке. А не думать о ней тяжело. – Волосы не желали разбираться на пряди, сбивались в колтун. – Приходится искать себе забаву. Ты мне побольше давай забав, глядишь, людишки целее будут.
– Не надо никого убивать, – сказал Август и сам почувствовал, как нелепо и беспомощно звучат его слова.
– Никого? – Соболиная бровь насмешливо приподнялась, а гребень зло дернул волосы, вырывая клок, который тут же, прямо на костяных зубьях, превратился в туман, сполз в озеро.
– Пока я не скажу. – Отчего он, беспомощный человечек, решил, что албасты станет его слушаться? Но она послушалась.
– Мне плоть не нужна, – сказала, усмехнувшись. – Мне страх нужен, страхов вокруг острова много, а будет еще больше. Чую запах крови. И с каждым днем он все сильнее.
– Что это значит?
