не то собачьи, не то волчьи. Но каких же размеров должна быть тварь, этакие следы оставившая, этакое зверство сотворившая?!
– …Волколак… – встревоженный шепоток пронесся над толпой, набираясь сил, становясь все громче, превращаясь почти в крик: – Вернулся нечистый…
Заверещали девки, заголосили бабы, мужики принялись тревожно оглядываться. Все, кто выбежал из дома, помимо воли, словно напуганные животные, сбились в кучу. Откуда ни возьмись, появились вилы, ножи и прочие бесполезные против зверя игрушки. А Матрена Павловна вспомнила про Наташеньку, но, увидев дочь, тут же успокоилась, велела Викеше:
– Уведи и в комнате запри.
А тот и рад стараться. На радостях даже о волке-людоеде позабыл. Надо бы присмотреть, уж больно рвение его подозрительно. Не про его честь девка. Напомнить, что ли, чтобы не зарывался? Другим разом. Сейчас иных проблем хватает. Так, глядишь, и сделка сорвется. Испугается мальчишка, передумает остров покупать.
Не испугался. Стоял в толпе смирнехонько, смотрел внимательно, невесту к груди прижимал, а та все пыталась вывернуться, шею тянула, чтобы посмотреть, чтобы увидеть. Не робкого десятка, значит, девица. Ну ничего, это пока.
А архитектор из толпы, наоборот, выбрался, семенящим шагом подошел к баронессе, сказал что-то едва слышное. Та кивнула в ответ, оперлась на протянутую руку, вздернула подбородок. Маска в свете факелов блеснула зловеще, кроваво-красным. Не проста баронесса. Ох не проста. Да и архитектор не прост. Тело несчастного Шульца он рассматривал с медицинской тщательностью, не побрезговал даже до развороченной грудины дотронуться. А потом с кряхтением встал, глядя себе под ноги, направился к дому. Матрена Павловна не сразу поняла, что идет он не просто так, а по волчьему следу.
След оборвался у задней двери… Это что же получается? Зверь с острова не сбег, а в доме спрятался? А там Наташенька… Сердце замерло, закаменело. Едва не сбив архитектора, Матрена Павловна бросилась к двери.
– Зря волнуетесь, – бросил тот ей вдогонку и заставил остановиться. – Ежели оборотень и в замке, то не в зверином, а в человечьем обличье. Вот поглядите! – Невесть откуда взявшейся керосиновой лампой он осветил порог, на котором звериные следы обрывались, будто бы зверь этот испарился.
– Нет, – Матрена Павловна мотнула головой, способность рассуждать здраво возвращалась к ней медленно, но верно. – Коль вы настаиваете на том, что это… оборотень, – последнее слово она не сказала, а выплюнула, – тогда в доме должны иметься человечьи следы.
– Имелись. – Носком старого башмака Август Берг поддел перепачканную в крови тряпку, валявшуюся у самой двери. – Да только он их стер вот этим.
– Кто? – Раздался за их спинами голос Коти. Бодрый, надо сказать, голос, лишь самую малость встревоженный. – Кто стер?
– Тот, кто сначала в волчьем обличье растерзал господина Шульца, а потом уже в человечьем вернулся в дом.
– Глупости говорите! – громко, с вызовом сказал Серж. – Запугать нас всех пытаетесь этими своими байками про оборотня!
– Я? – Берг посмотрел на мальчишку удивленно и снисходительно одновременно. – Помилуйте, молодой человек, бояться вам стоит не меня, а его.
– Оборотня? – Гонора в голосе Сержа поубавилось. Видно, вспомнил, что на пристани лежит бездыханное истерзанное тело, и на глупый розыгрыш это никак не тянет.
– Я думаю, стоит вызвать полицию.
Голос Туманова был спокоен. Невесту свою он больше за руку не хватал, она стояла смирно, смотрела не на него, а на Берга. Матрена Павловна тоже посмотрела. А что, может, и есть в словах Сержа резон, может, хочет старый хрыч всех запугать? Да только не похоже. В людях Матрена Павловна разбираться умела, видела, что архитектор поражен до глубины души. Но не напуган, нет. Скорее уж озадачен. Значит, не он. Да и зачем ему? Какой у него во всем этот интерес? А интерес на самом деле имелся если не у всех, то у многих – у наследничков. Надо только разобраться, в чем этот интерес выражается. О своем-то Матрена Павловна знала все досконально, но чужая душа – потемки. Думать нужно, приглядываться.
В башню Август вернулся под утро. К тому времени в замке уже угомонились, тело несчастного Шульца забрали в город, гости уплыли, хозяева разбрелись по своим комнатам. Из гостей Августа волновали лишь двое: Анна и мальчишка. К себе он отправился сразу после того, как убедился, что они уплыли с острова.
В башне было тихо и темно, пахло сыростью. Август устало опустился на лежак. Раздеваться не стал, сложил руки на коленях, принялся ждать. Та, которую он ждал, явилась почти сразу. Тонкий силуэт выткался из темноты, зазмеились по полу белые косы, и холод пробрал до самых костей. Раньше-то он холод так не чувствовал. Может, привык, а может, кольцо, Тайбеком подаренное, защищало. А сейчас уж что… Нет кольца, зато есть она – албасты. И девицей молодой оборачиваться не стала, явилась такой, какой была на самом деле, старухой с глазами-колодцами. Не к добру. Ну да Август не боится. Устал он бояться. Сказать по правде, он и жить-то давным-давно устал.
– Не боишься, старик. – Вздернулась вверх губа, обнажая бескровные десны и острые зубы. Албасты его знала не хуже, чем он сам себя знал.
– Убьешь? – Теперь, когда не стало у него защитного кольца, рассчитывать больше не на что.
– Не знаю. – Белые косы взмыли в воздух, зависли аккурат над Августа головой. – Старый ты дурак.
– Уж какой есть.
Под лежаком зашуршало, и на колени к Августу запрыгнула рябая кошка, заурчала громко, спину выгнула дугой. А смотрела-то не на него, хозяина
