[27]. Словом — сдавал дела и окончательно убедился, что административная работа не для него. Нет, исполнил все в лучшем виде, но действовал без души. Напоследок, грустно попрощался с выстроившимся войском: шестью сотнями кавалеристов и тремя сотнями тяжелой пехоты — это из двух тысяч всадников и тысячи щитоносцев! Две сотни шаманов стояли отдельно. Кровавая победа. Правда, приятно согрел душу дружный хор воинов его корпуса:
— Русу — Великому Хранящему, любимцу Предков, победителю иноземцев — Слава!!! Сла-а-ва!!! — умилили не значения слов, а искренность восхваления.
При взгляде со стороны, он всегда оставался на вторых ролях. Устройство ловушек в портах само собой приписалось Великим магистрам, способным создать «каменных големов»; в далорской битве Рус сам свалил вызов Великих Шаманов на Избранных Предками, а при Баламборе — его «пулемет» затмили гранитные великаны, решившие исход битвы. А надо же, воины «его» частей все равно разобрались в важнейшем вкладе в общую победу именно их командира. А может, славили как полководца — разбившего галатинцев. Не важно. Проорали от души.
Старший шаман Барангул подошел Русу после построения:
— Скажи, этруск, Великие Шаманы услышат нас через месяц, если… тебя не окажется рядом? — он долго думал о том вызове, выспрашивал Предков и пришел к неутешительному выводу — их «жертвенная кровь» пролилась впустую.
— А не стоит их вызывать, Барангул, — ответил Рус, — как бы беды не вышло. Я читал — они с характером.
— Не считай меня глупцом! Предки подсказали мне, что достучаться до Великих кровью нельзя! До них никак нельзя достучаться, а они приходили! — девяностолетний старик высказывался очень горячо. Разве что не ревел.
Он чувствовал себя обманутым и обижался как ребенок. Детская обида на Великих Предков перемежалась с взрослой досадой и подозрительностью к чужеземцу — этруску, который мало того, что сумел призвать их Великих Шаманов, так и убедил Избранных в причастности к этому действу! Подло обманул.
— Зачем?! — прохрипел-прошептал он в конце, и было понятно, что вопрос адресован Русу, а не Великим.
— Зачем? — удивленно переспросил «любимец Предков» и пристально глядя на крепкого старика (девяносто для склонных к Силе любых её видов — не предел, они вполне здоровыми доживали до ста двадцати, а Целители так и вовсе могли взять ста сорокалетний рубеж), продолжил:
— Мы были знакомы не больше пяти дней, так? Так. Вы бы мне поверили, что я могу призвать Великих Шаманов? Согласен, вы и так мне не поверили, но ради их вызова согласились пожертвовать кровь. Скажи, а ради другой причины вы бы вскрывали себе вены? — старик, не отводя от пиренгуловского зятя горящего взора, честно пытался прислушиваться к аргументам. Кое-что начинало доходить. — А вспомни руну на жертвенной чаше — ничего не напоминает? А теперь обрати внимание на своих младших братьев, сколько их них погибло? А сколько погибло магов, защищаемых ими на «огненных колесницах», сколько погибло наших ратников, которых защищали шаманы? Если ты в гневе не можешь вспомнить, то я подскажу — единицы. А били по ним двести магов объединенных в тройки! Ну, дошло?
«Глупец! — обозвал себя Барангул, — а я думал, что сильная защита — благоволение к нам Предков!..».
— То была руна «призыва»… — заговорил шаман все еще сквозь зубы. Обида на Великих Шаманов утонула в глубинах по-стариковски ранимой души, потянув за собой и досаду на этруска. Зато всплыло иное недовольство, самое неприятное из всех её многочисленных видов — на самого себя. — Странная руна, кривая…
— Ключевая руна в древнем заклинании Силы, — пояснил Рус, — Предки формируют более мощный щит и с рвением выполняют иные мольбы Избранных. Это мне подсказали Великие Шаманы, когда я по приказу Пиренгула заключал с ними договор, — соврал, конечно.
Накануне далорской битвы вспомнил-таки часть эльфийских «рун Изначального Языка». Крови шаманов, людей склонных к определенному виду Силы, должно было хватить на усиление «милости Предков», точнее — структур из их Силы. Хватило и хватит еще на… неизвестно сколько. Пока динамичные колебания Силы Предков над Избранными не стихали, на что и обратил внимание Барангула.
— Пиренгул знает… — задумчиво произнес старик.
— Еще с того времени, когда был вождем сарматов, — подтвердил Рус.
Шаман еще долго стоял перед «любимцем Предков», со скрипом шевеля мозгами. «Любимец», видя затруднение старого Избранного, постеснялся уйти, не дослушав какой-нибудь просьбы или наставления.
— Если не возьмешь меня в пятно — обижусь, — высказался, наконец, Барангул и, не слушая ответа, двинулся к своим «братьям», которые и не думали расходиться.
«Кто я такой, чтобы судить Великих Шаманов? — медленно размышлял Барангул. К нему вернулось прежнее уважение к Русу, задавленное было подозрением, — не прост этот зять, ой как не прост… Не зря Пиренгул за него дочь отдал, а к вождю я бы и к спящему не рискнул подбираться…», — для старого шамана новый князь так и оставался хитрым, умным, смертельно опасным вождем сарматов, а не властелином всего Тира.
Полдекады свободы! Отдых от всех забот — путешествие на верном Воронке. Специально для этого решил ехать своим ходом и чтобы исключить любой соблазн — взял с собой Бориса. При нем не забалуешь. В смысле, не полезешь в «яму» и не «уйдешь в себя» дольше, чем на статер. Друзья — диверсанты остались при армии, Леон неторопливо вел этрусков. Рус был один… красота! Месхитинский Следящий не считается.
